— Ну, вот я и знаю, какой глаз у тебя настоящий. Левый настоящий, а я думал, наоборот. А куда ты дел искусственный? Проглотил, что ли? Их ведь все глотают. Положат на ночь в стакан с водой и выпьют воду поутру. А?
Макар охнул и бросился искать.
— Целехонек, — возликовал он, выколупывая из земли белый глаз. — Вот это продукция! — Он поплевал и тер глаз полой куртки. — Ведь сапогом наступил, и хоть бы что. Благодарность надо написать, благодарность!
Он радовался долго, потом обернулся.
Дачник с мешком за плечами вперевалку, как гусь, уже шагал по опушке. Макара даже качнуло — пятнадцать рублей уходили широким шагом.
— А деньги? — крикнул Макар, догоняя дачника.
Тот рассердился:
— Я же тебе жизнь спас, старый ты огарок. Чай, твоя жизнь стоит дороже пятнадцати рублей. Колхозу, чай, в копеечку обходишься!
— Отдай деньги! — хрипел Макар, забегая вперед.
— Не отдам, — сказал принципиальный дачник.
— Да я на тебя в сельсовет донесу, — шипел Макар.
— А кто убил? Кто? Я убил? — наступал дачник, тесня Макара резиновым животом.
— Ты меня совратил, ты. Я покалечен через эту птицу, — ныл Макар.
Дачник подумал, сморщив лоб, и достал из кармана скомканные бумажки.
— Держи пятнадцать! Эх ты! Я ведь жизнь тебе спас. Жаден ты, старче, жаден. А курицу бери, бери. Мне ее не нужно, давленую-то. Ну ее.
— Прощай, сыпок, храни тебя господь. Век буду благодарить, — говорил Макар, засовывая деньги в карман негнущейся рукой. — Ой, руки, черт их побери… Да задами иди, задами!
Макар вошел в шалаш, достал из угла ведро с холодной водой и сунул в него руки.
Давил зной. Солнце ярилось. По плоскому небу плыли тугие розовые барашки-облака. Плыли с горизонта длинной вереницей — одно к одному — одинаковые, словно выпеченные в одной форме. Движение их было скучно и однообразно.
И небо казалось пустым и далеким.
