Но какой!
Легкие ноги его ступают беззвучно. Голова точно плывет над тонким туловищем. Лиловые глаза огромны. Два прямых коротеньких рога еще не очистились от пушка.
Если потрогать его теплые серые уши, он отведет голову и переступит, как отнырнет.
А если дать соли, он не станет собирать ее с ладони нежными дымчатыми губами, а только тепло дыхнет на руку. Просто — спасибо за внимание.
— Алеша!
Он знает свое имя, но не откликается. А иногда не зовешь — подойдет. Такой уж олень!
Алеша-олень был у самой изгороди и сразу увидел Чу-чу, который сидел у меня на плече. Сперва Чуча сидел, как все звери, опираясь на четыре лапы. Но тут от удивления высвободил две передние и одной ухватился за мое ухо.
— Чи-чу! — пискнул он.
Я давно уже не слыхала этого чириканья. Олень не отводил огромных глаз от Чучи, и бархатистые губы его шевелились. А Чуча чирикал на все лады, шипел, попискивал. Вот как он, оказывается, умеет!
Они вели горячий лесной разговор. О чем?
О чем говорят между собой звери, когда встречаются у водопоя?
О чем кричат друг другу птицы — с дерева на дерево? Иногда я понимала: «Осторожно! Идет человек!»
А когда человека нет?
Я шла к дому по лесной дороге. Чуча свернулся у меня на ладони.
— Что сказал олень, Чуча?
Зверек напрягся, прикрыл глаза.
— Олени и лани, — выговорил он.
— Ну, о чем вы говорили?
— Лесной! Лесной! — жалостно пропел Чуча. — Лес — лист — лось — лис…
Я поняла. Эта встреча всколыхнула в Чуче лес. Его темные дебри, звериные норы, тайные тропы…
…Пришел брат.
— А на мой участок забежали волки! — сказал он. — Вчера егерь видел одного прибылого.
— Что за прибылой? — не поняла я.
— Ну, молодой, пяти-шести месяцев. И уже сам начинает охотиться. Надо будет подманить.
— Как это?
— Не знаешь? — удивился брат. — Да очень просто. Зарядит охотник ружье, засядет среди ельника и… — Он поднял голову, приложил к губам ладони. И вдруг раздался вой. Жалобный, одинокий. — Вот так, — засмеялся мой лесник. — А волк отвечает. И подходит ближе.
Тут вдруг я почувствовала теплую тяжесть на руке — это Чуча. Он прижимался и вздрагивал. Что это значит? А когда брат вышел, зверек спросил:
— Кхтотак?
— Кто так воет? Волк.
— Волкх, волкх… — повторил он, и голосок его осекся. Вот что! Он уже слышал в лесу волков. А брат говорит — только что забежали!
— Ты знаешь волков, Чуча?
— Тда, тда!
— Ох, что я придумала! Ты покажешь брату, где живут волки. А брат их убьет.
Чуча вытянулся мне навстречу, слушал, слушал… Я повторяла еще и еще одно и то же. И он понял. И отвернулся.
— Волки злые, — говорила я. — Они убивают оленей. Таких, как Алеша. Ты поможешь людям, Чуча?
Он прыгнул в клетку, сжался в углу. Я звала его, а он даже не глядел.
И опять я подумала: он знает что-то такое, чего не знаю я. Вот и язык у нас один… Как могло быть все просто: он переводит лесную речь на нашу, человеческую. И все мы — люди и звери — понимаем друг друга. Как все могло быть просто! А вот не так.
Что он видел?
Что знает?
Что таит?
Кто ты, Чуча? Кто ты?
Глава II
Кто такой Чуча
(Первая жизнь Чучи)
Чуча впервые открыл глаза весенним утром. Он увидел серо-коричневую чешуйчатую стену. И больше ничего. Он не знал, какие бывают сосны, и подумал, что это весь мир: сероватый, но тоже интересный. От чешуйки к чешуйке переваливалась красная с черным букашка; чуть пониже торчал чей-то ус. Или, может, лапка. Чуча потянулся схватить, но тут расправились красно-черные крылышки, и букашка отделилась от серого. Улетела. Чуча стал глядеть ей вслед и незаметно перевернулся на другой бок. И тогда поток солнца, разноцветной зелени, запахов и ветерков полился на него. И Чуча зажмурился.
А когда приоткрыл глаза, совсем рядом на земле увидел еще одну букашку — рыжую, перетянутую посередине, с желтой сосновой иглой в передних лапах.
— Эй, маленький зверь! — крикнул Чуча (в отличие от людей звери с самого рождения умеют говорить на своем лесном языке).
Мы бы не поняли, что он сказал, а Муравей понял сразу, но не ответил, только повел усом. Всем известно, что муравьи много работают и горды этим невероятно.
Тогда Чуча перевернулся серым брюшком вверх и увидел толстые желтые ветки с рыжими пучками иголок.
Все они тянулись за ветром, а один пучок вдруг — раз! — и перескочил на другую ветку… Вот чудо! Да нет, это и не пучок хвоинок совсем, а рыжий хвост рыжего зверя.
Чуча не успел прижаться к стволу — рыжий зверь был рядом. Висел головой вниз на сосновом стволе.
— Ого! — сказал зверь, показав длинные и мелкие зубы, — Ого, какое чучело! Кто ты?
— Я не знаю, — ответил Чуча.
— Ну, кто твоя мама?
— Не знаю.
— Ты здесь живешь?
— Кажется, да.
— Может, ты мышь? Но почему пушистый хвост? Покажи-ка лапы!
Чуча сел на задние лапки и вытянул передние.
— Никогда не видала такого. У тебя лапы, как человечьи руки. Вот урод! Вот чучело! И когти мягкие. Можешь влезть на мою сосну?
— Я не знаю.
— Ну попробуй. Здесь хорошо, наверху!
И зверь легко подтянулся на ветку, пробежал по ней до конца и — ааах! — перелетел на другую сосну, а потом — ввеерх, вверх, раскачался на ветке и опять — ааах! И все звал, звал, манил Чучу:
У меня наверху
Ветки-качалки,
У меня наверху
Детки-бельчатки,
