Чтобы ветер не унес это прочь - [21]

Шрифт
Интервал

Я сейчас встречаюсь с одной косметичкой. Ей только и надо, чтобы я водил ее по модным кабакам и ночным клубам. Из–за этих забегаловок приходится работать в две смены — здесь она не согласится есть никогда в жизни.

Как–то я спросил: хочешь поужинать у меня в ресторане? Конечно, я в тот день не работал. Это была не моя смена, но она сказала: «Ты что, смеешься?» За три следующих часа в модном кабаке она слопала столько креветок, что назавтра я пошел закладывать часы. Тут она не станет есть, даже если на земле больше вообще не останется ресторанов.

Я делал вид, что фиксирую в блокноте подробности интимной жизни, о которых с таким увлечением рассказывал повар–мексиканец, но никаких записей на страницах не было. Там возникали лишь непонятные символы и бессмысленные аббревиатуры. Толку от них было ни на грош, но стоило повару произнести слово «гамбургер», как абракадабра превращалась в строчки — четкие и ясные, словно лучи прожекторов.

Репортер (которому надоело слушать скучную трагедию жизни повара. Он был далеко не красавец. Женщин мог заинтересовать разве только тем, что работал по шестнадцать часов в день и все деньги тратил на них): Вам приходилось ощущать душевный подъем во время приготовления гамбургера?

Повар–мексиканец: Если это последний гамбургер за смену, и если после работы я иду на свидание — я всегда ощущаю душевный подъем, потому что на сегодня всё, и меня ждет девчонка.

Я ловко завершил интервью, оставив нетронутым завтрак на Кваджелине во время войны и японских бомбардировщиков, чили тоже пришлось остывать в одиночестве. Когда я был уже в дверях, повару вдруг пришла в голову вторая по счету мысль, касавшаяся этого интервью:

— Когда выйдет статья?

— Скоро, — ответил я.

— Вы уверены, что людей так интересуют гамбургеры? — спросил он.

— Это последний крик моды, — ответил я.

— А я и не знал, — сказал повар.

— Вот напечатаем про гамбургеры, — пообещал я, — и вы прославитесь.

— Из–за гамбургеров?

— Про Чарльза Линдберга тоже никто не знал, пока он не перелетел через Атлантику.

— Ну, — сказал повар, — это же совсем другое дело.

— Разница невелика, — возразил я. — Подумайте сами.

— Хорошо, — согласился повар, — подумаю, но я все равно не понимаю, какое отношение имеют гамбургеры к Чарльзу Линдбергу. Не вижу ничего общего.

— Посмотрим с другой стороны, — сказал я, поспешно ретируясь к двери. — Когда Линдберг летел через океан, он брал с собой сэндвичи, так?

— Наверное, — согласился повар, — кажется, я что–то такое припоминаю.

— И ни одного гамбургера, — сказал я. — Только сэндвичи с сыром.

— С сыром? — переспросил повар.

— Ни одного гамбургера. — Я с серьезным видом покачал головой. — Все могло обернуться иначе, если бы он взял с собой гамбургеры.

— Но это же невозможно, — объявил повар–мексиканец. — Гамбургеры бы просто остыли, а горячие гамбургеры гораздо вкуснее холодных.

— Если бы Чарльз Линдберг, — объяснил я, — взял с собой в «Дух Сент–Луиса» холодные гамбургеры, он стал бы знаменит благодаря холодным гамбургерам, а не полету над Атлантикой, понятно, да?

И прежде чем повар успел что–либо на это сказать, я захлопнул за собой дверь кафе. Подозреваю, что с какой бы девушкой он ни встречался в тот вечер, и сколько бы креветок она ни съела, настроение у него было хорошим.

В поисках гамбургерного сатори[10]я взял интервью у двух дюжин поваров. Я разыскивал на рынке мясников и расспрашивал о разновидностях фарша для гамбургеров, а также о личных ощущениях, воспоминаниях, необычных случаях — обо всем, что связано с гамбургерами.

Я шел в пекарню, где готовили для гамбургеров булки, и брал интервью у работников в надежде узнать все секреты гамбургерных булок и послушать истории, с ними происходившие.

Старый пекарь, у которого шалило сердце, признался, что перед тем, как сунуть гамбургерные булки в печь, он всегда читает молитву. Я спросил, молится ли он, когда вытаскивает их из печи. Пекарь сказал: нет.

Я жаждал невероятных историй о гамбургерных булках!

Сверху и донизу, во всех углах я выискивал гамбургерную информацию.

Я выловил на улице в общей сложности не меньше пятидесяти случайных жертв и потребовал от них рассказов про съеденные гамбургеры. Мне нужны были экзотические гамбургерные происшествия. Я записывал гамбургерные анекдоты и смешные байки из жизни гамбургеров.

Я не боялся гамбургерных ужасов.

Я собрал целую картотеку гамбургерных отравлений. Одна женщина рассказала, как однажды после съеденного гамбургера ей стало так плохо, что ее вырвало прямо на парадное крыльцо.

Охота за гамбургерными легендами не знала преград.

Я выискивал гамбургерные ссылки в Библии. Я был уверен, что непременно найду скрытые для других намеки на гамбургеры в «Откровении Иоанна Богослова». Может, это четыре всадника Апокалипсиса?

Дни и ночи моей жизни заполняли одни только гамбургерные изыскания — месяц за месяцем с того дня, когда мы уехали от 17–го февраля и от яблоневого сада.

Ну что ж, грузовик с мебелью застрял в прошлом подобно поздравительной открытке, посланной на адрес призрака, тоже ставшего прошлым. И только я могу вызволить их оттуда и доставить по назначению — на берег пруда.


Еще от автора Ричард Бротиган
Рыбалка в Америке

«Ловля Форели в Америке» — роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки. В нем нет четкого сюжета, как это свойственно Бротигану, зато полно колоритных сценок, виртуозной работы со словом, смешных зарисовок, фирменного абсурдного взгляда на жизнь, логики «верх ногами», трогательной специфической наивности и образов, создающих уникальную американскую панораму. Это некий калейдоскоп, который предлагается потрясти и рассмотреть. Книга проглатывается легко, на одном дыхании — и на отдыхе, и в деловой поездке, и в транспорте, и перед сном.


Грезы о Вавилоне

Уморительная, грустная, сумасшедшая книга о приключениях частного детектива, который однажды ночью оказывается на кладбище Сан-Франциско в окружении четырех негров, до зубов вооруженных бритвами; чья постоянно бранящаяся мамаша обвиняет его в том, что четырех лет от роду он укокошил собственного отца каучуковым мячиком; и в чьем холодильнике в качестве суперприза расположился труп.На норвежский язык «Грезы о Вавилоне» переводил Эрленд Лу.


Уиллард и его кегельбанные призы

Впервые на русском языке роман одного из главных героев контркультуры 1960-1970-х годов. Первая книга издательского проекта "Скрытое золото XX века", цель которого - заполнить хотя бы некоторые из важных белых пятен, зияющих на русской карте мировой литературы. Книжный проект "Скрытое золото" начинается с никогда прежде не издававшейся на русском языке книги Ричарда Бротигана "Уиллард и его кегельбанные призы" в переводе Александра Гузмана. Бротиган не похож ни на кого, как и его книги, недаром их называют "романы-бротиганы".


Ловля форели в Америке

«Ловля Форели в Америке» — роман, принесший Бротигану популярность. Сатира, пастораль и сюрреалистическая образность легко и естественно сочетаются в нем, создавая неповторимую картину Америки.


Кофе

О роли кофе в межличностных отношениях.


Экспресс Токио-Монтана

На пути от Монтаны до Токио экспресс Ричарда Бротигана делает 131 остановку. Пока поезд не тронулся дальше, вы успеете узнать о пингвинах с Мельничного ручья и о том, что снится японским ловцам кальмаров, о тяжелой судьбе 390 рождественских елок и о большом золотом телескопе, об удивительных вагонах-ресторанах Северо-тихоокеанской железной дороги и о колдовстве персиков…


Рекомендуем почитать
Суррогат

Роман-антиутопия, рассказывающий о группе ученых, пытавшихся наконец-то разработать искусственный интеллект. Отвергнутые официальной наукой, они приступили к осуществлению мечты самостоятельно. Воплощением их труда стало создание существа гуманоидного типа, так называемого иммуноандроида. Казалось, что все получилось. Однако все ли так просто?


Мемуары непрожитой жизни

Героиня романа – женщина, рожденная в 1977 году от брака советской гражданки и кубинца. Брак распадается. Небольшая семья, состоящая из женщин разного возраста, проживает в ленинградской коммунальной квартире с ее особенностями быта. Описан переход от коммунистического строя к капиталистическому в микросоциуме. Герои борются за выживание после распада Советского Союза, а также за право проживать на отдельной жилплощади в период приватизации жилья. Старшие члены семьи погибают. Действие разворачивается как чередование воспоминаний и дневниковых записей текущего времени.


Радио Мартын

Герой романа, как это часто бывает в антиутопиях, больше не может служить винтиком тоталитарной машины и бросает ей вызов. Триггером для метаморфозы его характера становится коллекция старых писем, которую он случайно спасает. Письма подлинные.


Юность

Четвертая книга монументального автобиографического цикла Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба» рассказывает о юности главного героя и начале его писательского пути. Карлу Уве восемнадцать, он только что окончил гимназию, но получать высшее образование не намерен. Он хочет писать. В голове клубится множество замыслов, они так и рвутся на бумагу. Но, чтобы посвятить себя этому занятию, нужны деньги и свободное время. Он устраивается школьным учителем в маленькую рыбацкую деревню на севере Норвегии. Работа не очень ему нравится, деревенская атмосфера — еще меньше.


От имени докучливой старухи

В книге описываются события жизни одинокой, престарелой Изольды Матвеевны, живущей в большом городе на пятом этаже этаже многоквартирного дома в наше время. Изольда Матвеевна, по мнению соседей, участкового полицейского и батюшки, «немного того» – совершает нелепые и откровенно хулиганские поступки, разводит в квартире кошек, вредничает и капризничает. Но внезапно читателю открывается, что сердце у нее розовое, как у рисованных котят на дурацких детских открытках. Нет, не красное – розовое. Она подружилась с пятилетним мальчиком, у которого умерла мать.


К чему бы это?

Папа с мамой ушли в кино, оставив семилетнего Поля одного в квартире. А в это время по соседству разгорелась ссора…