Чтобы мир знал и помнил - [69]

Звучит знакомо? Но Стеф Вертхаймер не прожектер. Он человек действия. Тридцать лет тому назад он добился разрешения на строительство в Негеве первого промышленного парка вместе с жилым комплексом. Сегодня таких «парков» с жилгородками уже четыре, и не только в Негеве, но и в Западной Галилее (гористой местности, удаленной от транспортных магистралей и центров коммуникаций), и в них сконцентрировано более семидесяти различных промышленных преприятий, на которых работает более двух с половиной тысяч человек, занимающихся разработкой и внедрением новых технологий.

Будь у меня больше места, я бы с удовольствием пересказала восторги и удивление тех, кто побывал в вертхаймеровских промышленных парках (за два года журнал «Время искать» дважды писал о Вертхаймере), но места нет, и я приведу только несколько фактов из жизни героя. В 1937 году десятилетним немецким беженцем он оказался в Палестине. Во время войны возглавлял технический отдел в армии, после войны поселился в Нагарии, взял напрокат токарный станок и начал производить режущие инструменты, которые продавал на рынке в Тель-Авиве, потом создал свой заводик режущих инструментов, а в шестидесятых годах на собственные средства открыл в Нагарии профессионально-техническую школу, сыгравшую важную роль в профессиональном обучении в Израиле, и основал компанию «Искар – режущий инструмент», которая сегодня выпускает ежегодной продукции на четыреста миллионов долларов и без которой невозможно представить производство авиационных моторов и турбинных лопаток (а надо сказать, что 35 % всех гражданских самолетов в мире летают благодаря израильским турбинным лопаткам).

Стеф Вертхаймер удостоен высшей награды Израиля «За вклад в развитие израильского общества и государства» и премии Ротшильда, которую в Израиле присуждают за особо выдающиеся технические изобретения, а в 2000 году ему была вручена американская премия «Сто лет развития новейших технологий», присуждаемая предприятиям и изобретателям всего мира, внесшим важнейший вклад в технологический прогресс XX века.

Нетрудно заметить, что «портрет» (одиночный и групповой) – любимый жанр журнала. Сработаны такие портреты всегда словоохотно, подробно, неравнодушно, крупным планом, с множеством деталей и тщательно выписанным историческим фоном, что хорошо, потому что позируют люди незаурядные – французский философ и публицист Реймон Клод Фердинанд Арон (1905–1983); немецкий – до 1933 года, американский – до конца жизни социальный философ Эрих Фромм (1900–1980); франкфуртская философская школа (1923 – начало 1970-х гг.) периода своего становления; швейцарский писатель Макс Фриш (1911–1991).

Все прочее – литература…

Читая подшивку журнала сразу за несколько лет, я нашла самыми привлекательными статьи в разделах «Все прочее – литература», «Humanitaria», «Актуальное прошлое». Они все о еврейской культуре, книгах, журналах, бытовавших и существующих в разных странах и на разных языках. Вот отрывок из воспоминаний Ехезкеля Котика (1848–1921). Написанные в начале прошлого века на идише, они впервые были опубликованы в Варшаве в 1912 году. Ехезкель Котик – не писатель. Был он предпринимателем и деятелем еврейской общины, но воспоминания написал так интересно, что Шолом-Алейхем прислал мемуаристу восторженное письмо: «…Это не книга, это сокровище,… это райский сад, полный цветов и пенья птиц… Я со своей кучей типов и картин, из которых я многих знал, а многих выдумал, я – говорю об этом безо всякой лести и ложной скромности – перед Вами я мальчик, нищий… Я начал читать и уже не мог оторваться… что меня очаровало в Вашей книге – это святая, голая правда, безыскусная простота…»

Я тоже не могла оторваться от воспоминаний о еврейско-польско-русской жизни в Гродно и близлежащих местечках в середине XIX века. По воспоминаниям Котика, реформа 1861 года больно ударила по помещикам: «По сути, помещики больше страдали от того, что те самые крестьяне, прежде ползавшие перед ним на земле,…разгуливают свободными людьми, и их нельзя тронуть пальцем, нельзя хлестнуть ни одного разочка!» А дед (автора. – Ж. Д.) ездил к помещикам, чтобы их утешить: «…Для вас освобождение крестьян даже благо… Вы начнете солидно жить, не будете играть в карты, попусту тратить деньги, устраивать пустые, ненужные балы, и ваша жизнь станет лучше». И так он почти целый год объезжал разных помещиков, утешая их и снимая несколько тяжесть с сердца… А самым оскудевшим помещикам даже помогал деньгами, давая им возможность прийти в себя».

С неменьшим интересом читала я статью Рахель Торпусман о поэтическом переводе в израильской литературе. Ивритская поэзия первой половины XX века создавалась поэтами из России, и в их переводах из русских поэтов тщательно сохранялся силлабо-тонический ритм оригинала. Слух современного читателя менее строг к стихотворному размеру, и не столь из-за «западной» моды на верлибр, а потому что классическая ивритская поэзия, на канонах которой вырастает израильтянин, состоит из стихов разных эпох и разных стран. Игуда Галеви, «царь поэтов», жил в арабской Испании, и стихи его созданы по законам арабской поэзии (со сложной системой чередований долгих и кратких гласных), чуждой слуху современного читателя. Бялик писал на принятом в ашкеназийском мире изводе иврита, да еще ориентировался на русскую систему стихосложения, а в Израиле принят сефардский иврит, с другими ударениями, от чего пропадают заданные размеры, но душа поэзии остается. Школьники, изучающие эти стихи, воспринимают их как образец. Так сложилась новая – свободная поэтическая норма.