Что значит мыслить философски - [7]

Вся жизнь из воды происходит.

Вода все хранит, производит.

Когда б не скоплялся туман,

И туч не рождал океан,

И дождь не струился ручьями,

И реки, наполнившись, сами

Опять не впадали в моря,

Где были бы горы со льдами,

Долины и все мирозданье?

Вода из себя все творя,

Все зиждет, вся жизнь в океане![9]

Не противоречит этому еще одно переданное Аристотелем высказывание Фалеса о том, что все полно богов.[10] Он стремился убедить нас не в том, что мы повсюду сталкиваемся с богами — с Зевсом, Аполлоном или Афиной, а хотел лишь сказать, что философствовать — это значит вопрошать о причине: там, где вещи мы рассматриваем уже не просто как вещи, одну рядом с другой или после нее, там мы замечаем, что в мире царит порядок, некий единый принцип, благодаря которому все имеет свою причину и существует. Мир действует согласно этому принципу (позже он будет назван божественным), мы сталкиваемся с ним повсюду, поскольку он является причиной всего. Греческому основополагающему знанию о действительности свойственно то, что толкование мира здесь не останавливается на постижении его посюсторонней материальности, а ищет именно то, что ее изначально породило. Ставя вопрос о происхождении, философия вплоть до сего дня стремится избежать соблазнов простого доверия. И в этом плане вопрос музилевского генерала о «самой важной мысли» — чисто философский вопрос. Видеть начало космоса в воде, в той самой воде, которая изменчива в своем облике и тем не менее всегда остается водой, означает обосновать начало чем-то вечным, что в виде пара, льда, реки, моря или дождя всегда остается тем, чем оно уже было прежде. Поскольку вода при любых изменениях всегда остается самой собой, Фалес и называет ее arche, ибо именно в ней может быть начало того, что постоянно, вновь и вновь возникает и уничтожается — космос.

Когда Анаксимандр,[11] тоже из Милета, говорил, что «начало сущего есть беспредельное», то здесь уже налицо сдвиг в размышлениях по поводу arche от материального к не-чувственно сущему. Введение понятия беспредельного и заключающееся в этом понятии отрицание границы, peras, требует в качестве основания всего являющегося сущего чего-то, что само не имеет ни начала, ни конца. Тем самым все чувственно сущее, характеризующееся своим возникновением и уничтожением, не подпадает под вопрос об arche:

Начало и причина существующих вещей есть apeiron (безгранично-неопределенное). А из каких [начал] вещам рожденье, в те же самые и гибель совершается по роковой задолженности, ибо они выплачивают друг другу правозаконное возмещение неправды в назначенный срок времени.[12]

Место протекания противоположных процессов рождения и гибели представляет для Анаксимандра область ограниченного. И если apeiron в отличие от нее «вечен и нестареющ»,[13] то в связи с этим возникает вопрос, как следует понимать отношение между беспредельным и ограниченным и можно ли вообще говорить о беспредельном как праоснове, прибегая к предикатам становления, т. е. возникновения и уничтожения, как мы их называем в повседневной речи. Анаксимандр не дает ответа на этот вопрос, но тем не менее его понятие apeiron, переводимое на современный язык как «беспредельное», а часто и как «бесконечное», стало одним из основных понятий философии. То, что отношение между ограниченным и безграничным, согласно Анаксимандру, не может мыслиться только негативно, дает ясное представление, указание на то, что «гибель», возврат в начало «по роковой задолженности» следует как неизбежная участь, и существующие вещи «выплачивают друг другу правозаконное возмещение, неправды». Тем самым говорится, что ограниченное не является отделенным от безграничного пустым пространством, в котором безграничное присутствует не постоянно и на которое не распространяет свою власть вечная справедливость первоначала.[14]

Остановимся на анаксимандровском определении arche: оно бесконечно и беспредельно и как таковое не имеет ни начала, ни конца, в противном случае оно имело бы границу. Следовательно, arche должно мыслиться как невозникшее и непреходящее. Оно не может быть чувственным, как вещи, которые естественным образом возникают и гибнут. Оно существует как господствующее над всем и одновременно как просто присутствующее, хотя ведь и чувственно данное существует только как настоящее и прошлое.

К тому же за обозначением arche как apeiron, как подметили еще античные интерпретаторы, скрывается то, что оно располагает неисчерпаемыми возможностями, которыми и питает все становление.[15] Неуничтожимость и непорождаемость, способность все охватить и над всем господствовать — это анаксимандровские предикаты apeiron, а вместе с тем и arche. Характерно то, что называние его еще и божественным нам кажется почти само собой разумеющимся, так как согласно высказыванию, приписываемому еще Фалесу, «божественно то, что не имеет ни начала, ни конца».[16]

Анаксимандровские предикаты apeiron признавались всеми как обозначение arche и сохраняли свою значимость и после смены греческого понятия бога христианским. Но в то же время они ставили всю последующую мысль перед неразрешимыми проблемами осмысления отношения между ограниченным и безграничным, причем независимо от того, насколько содержательно постигалось понятие безграничного, т. е. бога как соответствующей первоосновы всего сущего. Согласно Анаксимандру, следует уяснить для себя только одно — apeiron как основа всех вещей сам не есть сущее (даже если оно не чувственного рода), хотя и присутствует во всем. Он есть нечто, что отлично, но не отделено от всего. Поскольку ограниченное, например, этот цветок, этот камень, эта капля воды, возникает и гибнет, мир же как универсум сущего с цветами, камнями и каплями воды остается постоянным, то в нем должен всегда присутствовать apeiron. Apeiron в известной степени является соответствующей бытию и познанию связью, которая дает возможность воспринимать многое в этом мире как единое и одновременно множественность единства отдельно сущего. Таким образом, этот цветок существует как единство многого, как лист, лепестки, стебель и другие его части.