Что я натворила? - [68]
Ванная комната и вовсе оказалась идеальной: тут были большие белые пушистые полотенца и махровый халат. Ванная в доме, где Таня выросла, ни в какое сравнение не шла. Моргнув, она вспомнила о своем прошлом жилище. Картинка комнаты, ярче всего символизировавшей жуткую правду ее жизни, запечатлелась в ее памяти и останется с ней навсегда. Маленькая, тесная комната, может быть, футов шесть в ширину и одиннадцать в длину. Пластиковая ванна с некрасивой трещиной сбоку и двумя зеленовато-белыми полосками от воды, подкапывающей из неисправного крана. На стене, где-то совсем наверху, слишком высоко, чтобы можно было открыть его, зияло крошечное окошко с матовым стеклом. Вместо занавески для душа мать Тани повесила на веревку детскую рубашечку — верх от пижамы. Девушка не знала, где ее родительница откопала эту рубашечку, это точно была не ее рубашка. Она висела, как будто белье на веревке, прикрепленная прищепками, прогнувшись в середине и потеряв форму. Толчок был грязным и ржавым, да и вообще в ванной всегда было сыро и воняло мочой.
Бетонный пол был покрыт странными брызгами желтой и сиреневой краски. Таня не могла вспомнить, чтобы за все время, пока она жила в этой квартире, здесь хоть раз делали ремонт. Думая о краске, она приходила к единственному выводу — даже если кто-то и собирался выкрасить пол в желтый и сиреневый цвета, тем более хорошо, что этому плану сбыться было не суждено. В углах ванной, за трубами и по бокам от самой ванны, валялись пучки коротких черных курчавых волос, покрытых каким-то странным серым пухом — больше такого Таня нигде не видела. Стена рядом с унитазом была отвратительно грязной — судя по всему, мамины кавалеры часто ходили в туалет в невменяемом состоянии. Покосившийся шкафчик над раковиной, одна дверца которого уже давно отвалилась, был переполнен взрослыми предметами. Тут были тампоны, презервативы, какие-то непонятные гели и лосьоны и прочие предметы, при одном лишь взгляде на которые Таня чувствовала отвращение, тошноту. Раковина и краны были еще годов семидесятых, они постоянно текли, и раковина была покрыта огромными ржавыми пятнами в тех местах, где все время капала вода.
Тане захотелось принять ванну в своей красивой новой ванной комнате с начищенными до блеска кранами, и она с нетерпением ждала момента, когда обернется в мягкий махровый халат и ступит на шелковистый коврик. В тюрьме все было каким-то хлипким: жесткие плитки пола, водянистая пища, тонкие куски мыла, потертые простыни, гладкие полотенца, чужая одежда. Все это было слишком неосязаемым. Одежда не грела, а после душа Таня чувствовала себя мокрой крысой, потому что полотенца не впитывали влагу. Простыни же настолько истончились, что порой она чувствовала матрас, на котором лежала.
В «Перспектив-Хаус» все было иначе; тут все было восхитительно объемным, пушистым, мягким и привлекательным. Таня никогда не спала в такой обстановке, да и вообще никогда не бывала в таких комнатах. На смену той настороженности, с которой она сюда приехала, пришло восторженное понимание, как все здорово. Неужели она правда сегодня будет спать в этой прекрасной кровати? Неужели эта комната правда в ее распоряжении и тут можно делать все, что ей заблагорассудится?
Мысли Тани были прерваны стуком в дверь. Девушка перепугалась до смерти и застыла на месте как вкопанная.
— Таня, можно войти? — спросила Кейт из-за двери.
— Да, — ответила она после небольшой паузы.
Кейт медленно вошла, аккуратно неся поднос с сэндвичами, большим куском бисквитного пирога и чайником, к которому прилагалась одна небольшая чашечком. Она знала — Таня из тех, кто предпочитает осваиваться в гордом одиночестве.
— Горничную вызывали? Вот она я, туточки! — пошутила Кейт.
Взглянув на Таню, она опешила: девушка расплакалась.
— О, милая, пожалуйста, не плачь. Возьми салфетку.
Кейт положила поднос на стол у камина и подошла к тумбочке. Она достала оттуда коробку с ароматизированными салфетками.
— Знаю, тебе немного непривычно, но я обещаю, что со временем ты освоишься тут и тебе понравится! Я очень рада, что ты приехала, Таня, правда…
— Дело не в этом, — перебила ее девушка.
— Ой.
Кейт задумалась, что же еще может беспокоить гостью. Неужели она скучает? Чувствует себя одинокой? Что-то другое? Но долго гадать ей не пришлось.
— Никто никогда не стучал ко мне и не спрашивал разрешения войти, никогда, нигде. Ни разу. Со мной вообще всегда обращались так, как будто меня вообще нет, — проговорила Таня. Она все еще плакала.
Кейт обняла девушку за плечи. Она знала, что значит быть невидимкой.
— Ну, Таня, здесь правило номер один — относиться с уважением ко всем постояльцам и к их личному пространству. Твоя комната — твое убежище, твое личное пространство.
— Мое личное пространство.
Таня повторила эти слова вслух, пытаясь понять, что они значат. Ей было радостно, что эти слова могут быть правдой.
Дверь кабинета Кейт была закрыта — знак, что сейчас она занята.
Стэйси заправила непослушные пряди за уши; ее волосы были собраны в хвост, открывая лоб девушки, покрытый вереницей веснушек. Стэйси осторожно дотронулась до своих четырех золотых сережек-колец разного размера, а потом натянула пониже рукава свитера. Подобрав колени, девушка поудобнее устроилась в кресле перед рабочим столом Кейт.
Всегда ли рождение ребенка – счастье? Об этом не принято говорить, но бывает так, что появление детей разрушает семью. Это случилось с Джессикой и Мэттью. Их брак дал трещину, когда Джессика узнала, что беременна. Она не была готова к этому, и, хотя Мэттью был счастлив, ее не покидало болезненное чувство неправильности происходящего. Материнство не принесло Джессике желанного успокоения. Она все больше погружалась в пучину депрессии, испытывая к дочери противоречивые чувства: любовь, жалость, неприятие, страх.
Завязка нового романа Аманды Проуз происходит в переменчивые, мятежные шестидесятые. Дот Симпсон, девушка из рабочих кварталов Лондона, знакомится с богатым иностранцем Солом, чей образ жизни и внешность слишком сильно отличаются от того, что принято в консервативных кварталах, где она выросла. Но запретный плод сладок, и молодые люди отчаянно тянутся друг к другу, несмотря на общественное порицание. Кто же не выдержит первым? Окружение или сами влюбленные? Это не очередная история о Ромео и Джульетте — скорее уж о многолетней войне, разделившей людей из-за нелепых предрассудков.
Мартин покидает Англию, чтобы заработать на безмятежную жизнь со своей обожаемой Поппи Дэй, но пропадает без вести. Крошка Поппи до последнего надеется на лучшее, но однажды до нее доходит жуткий слух – Мартина похитили, и его жизнь в любой миг может оборваться. Тогда она решается на безумный, отчаянный поступок. Облачившись в восточное одеяние, Поппи отправляется в далекий, загадочный Афганистан, выдав себя за известную журналистку. В одночасье повзрослевшая Поппи оказывается без какой-либо защиты в самом сердце недружелюбной страны, среди гор и кишлаков, в компании отчаянного журналиста Майлза Варрассо и одного из местных головорезов, Зелгаи Махмуда.
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…