Что вдруг - [19]

После пребывания в карантине в Териоки Григорий Лозинский перебрался в Париж, где прожил до своей смерти. Изучение его филологического наследия только начинается¹⁹.

Письма К.Вогака хранятся в фонде Г.Л.Лозинского в Архиве Бременского университета (Hist. Archiv Forschungs Stelle, F. 45 / Lozinski, G.) и любезно предоставлены в наше распоряжение архивистом Габриэлем Суперфином.

Пользуюсь случаем также поблагодарить дружественного библиографа Славянской библиотеки Хельсинкского университета Ирину Лукка за предоставление газетного материала, а Татьяну Двинятину – за копии архивных документов.

[1]

Rantahovi

Hotakka

Äyräpää.

Finland

Чт 3/XI 21

Дорогой Григорий Леонидович,

Только что получил от Б.А.Лебедева Ваш адрес, и спешу черкнуть Вам пока хоть несколько слов. Сведения о Вашем появлении в Финляндии и предполагаемом отъезде во Францию я получил, как это ни странно, из Франции же, в частности, из Парижа, от своей тещи, которая, в свою очередь, получила их в Париже, если не ошибаюсь, от Вашей сестры²⁰. Конечно, нет ничего удивительного, что пришедшие таким сложным путем новости оказались сильно запоздавшими, и спешно отправленное мною Б.А.Лебедеву письмо было получено им уже после Вашего отъезда во Францию. Должен сказать, что по полученным мною сведениям, дело шло не о Вас, а о Михаиле Леонидовиче²¹, почему я и отнесся к этим сведениям чрезвычайно скептически.

Теперь все разъяснилось, и я могу написать Вам.

Хочу Вас попросить, если это Вас не слишком затруднит, черкнуть мне несколько слов, о себе, о Михаиле Леонидовиче, о Татьяне Борисовне и их детях²², вообще о наших общих знакомых, если Вы о ком-нибудь имеете сведения. Я не знаю ничего ни о ком. Вот только читал статью Мочульского в «Русской мысли»²³.

Несмотря на самые противоречивые сведения, полагаю, что составил себе довольно ясное представление если не о том, что такое теперь «Россия», то о том, что такое теперь Петроград. И потому могу только искренне поздравить Вас, что Вы оттуда выбрались.

Как-то Вам посчастливится устроиться во Франции? Трудно и там, но, кажется, все же легче, чем здесь: здесь, по-видимому, ни о каком устройстве в смысле занятия, заработка и т. п. не приходится и думать. Я не живу здесь, а прозябаю уже пятый год, и конца этому прозябанию не видно никакого. Особенно изводит даже не нужда и прочие житейские невзгоды, даже не болезнь (наша российская передряга наградила меня бронхиальной астмой), а полное отсутствие дела. Силы есть, энергия есть, а приложить их решительно некуда.

Надеюсь, что это письмо Вас найдет и что Вы не забудете моей просьбы и напишете мне хоть немного о себе и Михаиле Леонидовиче.

Адрес мой: Herra K. Wogak

Rantahovi

Hotakka

Äyräpää.

Finland.

Ваш

К.А. Вогак

[2]

Rantahovi

Hotakka. Äyräpää.

Finland.

Вс. 27 ноября 1921

Дорогой Григорий Леонидович,

так рад был получить Ваше письмо от 13 / XI, что Вы и представить себе не можете. Я до такой степени отрезан от всего, что раньше окружало меня и было так близко и дорого! Пятую зиму я здесь – это значит, пятую зиму, пятый год отрезан и предоставлен самому себе. Правда, создалось много нового. Я женился (horribile dictu!), завелись новые знакомства. Но ведь старое-то во мне живо и дорого по-прежнему.

Дико мне слышать, что Мих<аил> Леон<идович> служит в П<убличной> Б<иблиоте>ке, что он перевел «Эринний», в прошлой жизни я видел их в Михайловском театре в чьем-то неважном переводе²⁴. Дико слышать, что Блох занят Gozzi…²⁵ Люди живут, что-то делают, достают книги…

Книги, положим, есть и здесь, без чтения в буквальном смысле слова не сижу – и за то спасибо. Но подбор случайный, по специальности ничем не займешься систематически – нет источников. А жаль! Моя работа о Дигенисе²⁶ сильно развилась, показала самые заманчивые горизонты, которые даже испугали меня своей значительностью. Неизвестно, конечно, вышло бы что-нибудь стоящее или нет, но поработать – ух, хотелось бы! Да и кроме Дигениса и связанных с ним работ об эпосе вообще и русском героическом эпосе в частности, у меня были начаты еще работы по истории и теории русского стихосложения, напр<имер>, где мне тоже удалось получить кое-какие не лишенные интереса новые результаты. О Дигенисе и говорить нечего – не только здесь в деревне, но и в Выборге, который еще доступен, и в Гельсинфорсе, который уже недоступен, нет нужных книг. Но и по стихосложению работать нельзя: тут я мог бы обойтись своими книгами (у меня было хорошее собрание по этому вопросу), но все мои книги погибли в России, а здесь ничего нет, нет даже текстов нужных мне поэтов.

Вот и пробавляешься кое-чем. «Ставлю заплатки», т. е. прочитываю по русской и иностранным литературам то, чего не удосужился прочесть или плохо прочел в прошлой жизни. Прочел всего Льва Толстого, всего Достоевского, всего Мельникова-Печерского, всего Карамзина, всего Бестужева-Марлинского, всего Н.И.Греча, наконец-то собрался прочесть всего Данте, всего Петрарку, всего Цезаря, всего Ксенофонта. Много прочел отдельных вещей, русских и иностранных… но Вы видите какой это все вздор, а ничего более основательного и нужного достать нельзя. За два последних года более 1200 названий – не так плохо по числу названий, но о качестве лучше не спрашивайте.