Что-то в дожде - [18]

Так прошла, наверное, целая минута – в полной тишине, если не считать легкого потрескивания огня в печке.

Наконец кто-то не выдержал:

– Так что же было дальше?

– Ничего, – сказал Ренат. – Это все. Конец.

– Как это – КОНЕЦ?! – вскричали мы в дружном негодовании. Не может быть такого! Невозможно так – чтобы конец! И вообще, что за слово такое дурацкое!

– Эй, прекрати, это нечестно! – все сильнее звучали в палате возмущенные голоса.

– Нет, конец, – с легким смешком ответил наш рассказчик.

– Дальше! Давай дальше! – потребовал я, кажется, даже вскочив на ноги.

Но Ренат был неумолим.

Став значительно старше, я понял, что только такая концовка могла сделать историю вроде «Одного раза» по-настоящему хорошей. А Ренат, к нашему счастью и нашей же неблагодарности, – знал это уже тогда.

Разочарованные и все еще возмущенные (однако, думаю, где-то в глубине понимающие, что Ренат прав, – к тому же это была его история), мы отчалили в осеннюю ночь на своих одиночных каноэ.

Я некоторое время размышлял об услышанной истории, постепенно начавшей переплетаться в моей голове с догадками, кто такой этот Дождевой человек, пока незаметно не потерял берег из виду…

Конец еще одного дня в «Спутнике», очередной жизненной главы, – чтобы утром, пройдя через маленькую смерть ночи, воскреснуть заново с красной строки.

* * *

…и время побежало.

Я не ошибся в своих ожиданиях насчет лечения, которое мне прописала мой лечащий врач. Неплохо для семи лет. И для десяти, впрочем, тоже – потому что в тридцать, если болеешь чем-то постоянно, разбираться в таких вещах ты уже просто обязан.

Освоиться в «Спутнике», как я говорил раньше, оказалось не так уж трудно, – в детстве нам куда легче дается любая перемена антуража, мы еще умеем относиться и к серьезным проблемам, и к мелочам с должным презрением, не давая им в конец опоганить нашу жизнь, особенно к мелочам; вы заметили их самую мерзкую способность: исподволь расти вместе с нами? Наверное, потому, что это мы им позволяем.

Возможность поговорить с Ренатом появилась, когда в четверг закончились школьные занятия. По дороге назад в корпус я заметил его, одиноко бредущего несколько в стороне от остальных. Подбежав сзади, я присоединился к нему и задал мучавший меня вопрос.

– Была тут недавно одна странная история, – ответил он. – Пропал мальчик. Но, говорят, это происходит уже не впервые. Так, разные слухи, вроде как по испорченному телефону: передается от тех, кто приехал сюда раньше, к тем, кто появляется позже. Летом через смены, а сейчас вот… Только больше не спрашивай ни у кого, здесь не слишком любят обсуждать эту тему. Особенно, – он быстро глянул на меня, – особенно с мелюзгой, как ты.

– А тот случай, недавно, был при тебе? – спросил я, вовсе не считая себя все еще мелюзгой, но спорить не стал.

Ренат утвердительно кивнул.

– Да, всего за неделю до твоего поступления. Я слышал, будто бы в действительности того паренька увел его отец, вроде как ничего особенного – родители год назад развелись, ну и… тот решил забрать его к себе, пользуясь возможностью. Во всяком случае, некоторые вроде бы видели, как он прогуливался с каким-то мужчиной, и слышали, что он назвал его «папа».

– А разве это не так? – мне показалось, Ренат описывает лишь общепринятую версию, в которую сам не особо верит.

– Так думают взрослые, – он пожал плечами. – Но не мы.

– Тогда что же случилось на самом деле?

– Его увел Дождевой человек.

Я подумал, уж не вешает ли он мне «лапшу», стряпая на ходу одну из своих историй, как он делает это по вечерам. Но тут кое о чем вспомнил и решил, что вряд ли.

– А кто это? – секунду мне казалось, что Ренат не станет отвечать и вообще – пошлет меня куда подальше. Тут еще и с неба стало накрапывать. Судя по тому, как он клацнул языком, кажется, именно так он и собирался поступить, но затем почему-то передумал (возможно, из-за начинающегося дождя, а может, по какой-то иной причине).

– Да шляется тут один тип. В сером плаще, с зонтом, который никогда не раскрывает… Если заметишь кого-то похожего, лучше держись подальше, вот и все.

– Почему его так зовут – Дождевой человек? – решился я на еще один вопрос; мое любопытство лишь сильнее распалилось после услышанного.

– Потому что он появляется, только когда идет дождь. Я застал парня, который просто называл его Дождевиком.

– А ты сам видел его хоть раз?

Ренат еще больше убавил шаг, осматриваясь, нет ли кого-то поблизости, затем посмотрел на меня.

– Ты любишь болтать?

– Нет, – я затряс головой. – Конечно, нет.

– Ладно. Видел. Несколько раз. Вообще-то его многие тоже видели, те, кто здесь долго. Но об этом никто не любит трепаться. Может, если тоже его увидишь, поймешь.

Незаметно мы подошли к нашему корпусу. Большинство ребят уже вернулись из школы, обогнав нас по дороге.

– Слушай, – я повернулся к Ренату в дверях. – А взрослые? Они что… ничего не делают?

– Не знаю. Наверное, не могут. Или до них чего-то не доходит, – ответил он, и мы вошли внутрь.

* * *

Примерно за час до наступления времени ужинать я пришел в столовую, чтобы достать из буфета свой пакет с горсткой оставшихся у меня леденцов. Светлая память о шоколадных конфетах, исчезнувших еще в первый день, меня перестала тревожить уже давно, и я довольствовался тем, что имел, подъедая «мятные» с «театральными». Обычно желание закинуть в рот что-нибудь сладенького давало знать ближе к вечеру.