Что-то остается - [4]

Летта хмыкнула:

— Не надоел тебе еще этот альхан? Он же неграмотный. И моется редко.

— Зимой на Горячей Тропе не особенно помоешься.

— Да он и летом не злоупотребляет.

— Ты ничего не смыслишь в романтике. Скажи ей, Иль.

— Он очень смелый, — подумав, проговорила Ильдир, — Я бы любые деньги таможенникам платила, лишь бы не соваться лишний раз даже во внешний Кадакар. Особенно зимой, в снежные Грозы.

Летта фыркнула:

— А где ты, интересно, сейчас находишься? Дома, в Ингмаре?

— У нас там тоже, знаешь, не сладко, — Иль обиделась. — А снежные Грозы похлеще тутошних. От своего двора до соседнего в пургу не дойти. Занесет, оглянуться не успеешь. Весной только, Бог даст, выкопают. Если звери раньше не найдут.

— Кстати, о зверях, — вспомнила я, — Что там слышно новенького о нечисти, что в деревню повадилась?

— Ты о вампире, что ли? — Летта пожала плечами, — Ничего нового. Кайд корову забил, так только один смельчак нашелся, купил кусок. А остальное, между прочим, Этарда забрала. Так что завтра будем кушать объедки с вампирьего стола. Надеюсь, у вас нет аллергии на вампиров?

— А ведь Этарда в прошлое воскресенье прилюдно объясняла, что тварь не может быть нечистью. Все вроде утихомирились.

— Это дела не меняет. Как им утихомириться, когда у них в деревне тварь бесчинствует, а к нам в монастырь ни разу не заявилась? Боится святого места. Так Кайд толкует, мол, морок от святости бежит, прямиком к бедным поселянам в закут.

— Ишь, как складно, — я посмотрела на Ильдир, а та вдруг всплеснула руками.

— Эва! А что же в самом деле, тварь-то в Бессмараг носа не кажет? Может, и правда — святое место?

— Ну, Иль, не ожидала от тебя, — Летта укоризненно взглянула на подругу, — Подумай, чем отличается деревня от монастыря? Кроме святости, конечно.

— Стеной? — Ильдир пожала плечами, — Но тварь-то летучая, стена ей — тьфу…

Летта прищурилась на меня.

— А каково мнение золотой молодежи города Генета, Оплота Истинной Веры?

Я поморгала.

— В монастыре скотины мало. Лошадка, пара коз, боровок этот наш… Может, они невкусные? На них ведь опыты ставят…

Леттиса приоткрыла рот и постучала себя по темечку. Звон пошел, как от пустого горшка.

— Сдаемся, — вздохнула я.

— Тогда налей мне еще чаю. Головастые у меня подруги — страсть! С кем угодно поспорю, что тварь добиралась только до той скотины, что стояла в крытых соломой хлевах. А наш хлев чем покрыт?

— Тесом, — кивнула Ильдир, — Точно. Гнилую солому раскопать — раз плюнуть, а тес поди отдери.

А ведь верно, подумала я. Слабовата тварь крыши разбирать. Оголодала, что ли, совсем? Бедная тварочка. И зла от нее меньше, чем от лисы или хорька, если хорошенько поразмыслить. Ни одна из жертв ее не сдохла, не сбесилась, ничем не заболела. А селяне — что с них возьмешь — люди темные, сами на себя страху нагнали. Кайд корову зарезал — зачем? Легче ему теперь без коровы? Сам себе навредил, а виноват нечистый.

Но какой-то внутренний голосок шептал тихонько: а если все-таки что-то есть такое? Болезнь какая-нибудь таинственная от вампирских укусов? Действует ведь вампирий яд, засыпает скотина. Правда, через полчетверти просыпается, но кто поручится, что через день, два, неделю, месяц, наконец… Ага, скотина отрастит клыки и присосется вожделенно к хозяйской вые.

Я фыркнула в кружку.

— Чего ты? — удивилась Иль.

— Хватит чаи гонять. Сегодня Норв придет, а товар не готов. Садитесь помогать.

Девушки подволокли табуреты и расселись вокруг стола. Засыпанная мукой смолистая лужа почти застыла, и нож постоянно увязал. Некоторое время мы молчали, потом Летта пробормотала задумчиво:

— Приманить бы ее как-нибудь… Может, Белянку вывести на ночь во двор? Тварь увидит и спустится.

— Так тебе Тита и позволит, — буркнула Иль.

Летта не сдавалась.

— Ну, попросим ее дверь в хлев приоткрыть.

— Ага, все выстудишь, скотина простынет. Что тебе эта тварь далась?

— Интересно! Тебе разве не интересно? — Иль пожала плечами, — А тебе, Альса?

— Спрашиваешь! Я уже третий год здесь живу, а ни одной особенной кадакарской зверюги не видывала. Даже завалящего снежного кота.

— Экая редкость, — отмахнулась Иль, — Встречала я раз зверюшку эту в Ингмаре. Обыкновенная кошка. Белая. Большая.

— Очень большая, — поправила Леттиса, — И с вот такущими клыками. И невероятно хитрая.

— Вот и та тварь тоже. Тоже хитрая. И клыки у нее не меньше дюйма. Я следы измеряла, от укуса.

— Рано или поздно ее кто-нибудь подстрелит. Тогда поглядим.

— Ага, пытались уже. Она засаду словно чует — за милю облетает. Хитрющая, говорю, невероятно.

— Ты лепи пилюльки-то, лепи, руками не размахивай. И помельче делай, это тебе не конфеты.

Девушки споро катали по муке черненькие горошины. Коробочка наполнялась.

Я выкинула из головы непонятную кровососущую тварь. Впереди меня ожидало кое-что поприятней, а именно — свидание с Норвом.

Ирги Иргиаро по прозвищу Сыч-охотник

Дана, Эрбова дочка, поставила передо мной третью кружку пива с арваранским. Добавляет Эрб арваранское в пиво. Мужикам деревенским нравится, а женам их — нет.

— На здоровьице.

Я, как заведено, хлопнул ее по ядреному заду:

— Благодарствую.

Сычу-охотнику полагалось уже изрядно набраться — для меня Эрб доливает кружку арваранским на треть. Я у него считаюсь «своим», поскольку знаю о его делишках и даже сам покупаю чистую «арварановку», как они здесь ее зовут. На арвараньих, сталбыть, хвостах.