Что такое буддизм? Как жить по принципам Будды - [7]
Казалось, прошла вечность, когда вновь показалась голова нашего спасителя. Он спустился вниз и помог каждому из нас, шаг за шагом, на трясущихся ногах дойти до вершины. Все еще борясь со страхом, мы от всего сердца благодарили его. Он улыбнулся, помахал рукой и зашагал прочь впереди нас. Вскоре после этого, когда мы медленно двигались назад в Читрал, Зазула отметил: «Это похоже на слова Будды – жизнь есть страдание». Несмотря на все произошедшее с нами до этого, я был сбит с толку. Мои ограниченные познания в буддизме мешали этим словам произвести на меня должное впечатление. Я счел его замечание загадочным и шокирующим, истинным, но неприемлемым. Тогда мне впервые стало любопытно, что же этот человек, Будда, имел в виду.
Я прибыл в Индию в конце августа. Из пограничного города Амритсара я отправился прямиком в горы, в Дхарамсалу, где, как я слышал, жил в эмиграции Далай-лама с общиной тибетцев. Был муссонный сезон. Облака поднимались с равнин, окутывая туманом деревья и тропы. Когда я вошел в тихую, сонную деревушку Маклеод Гандж, передо мной начал вырисовываться белый купол ступы, от которой доносились редкие удары колокола. Почтительно склонившиеся тибетские женщины с красочными передниками и заплетенными в косы тонкими волосами обходили этот архитектурный символ пробуждения, крутя скрипящие молитвенные колеса, расположенные в его стенах.
Несколько дней спустя я присутствовал на еженедельной встрече с Далай-ламой. Я и еще около пятнадцати человек выстроились перед ступенями его покрытой зеленой крышей резиденции, стоящей на пригорке ниже Маклеод Ганджа. Помимо нескольких тибетцев из других индийских поселений, одетых во все праздничное и держащих шелковые шарфы, которые они собирались поднести Его Святейшеству, здесь была группка беспокойных, неопрятных западных жителей. Молодой Далай-лама появился внезапно и спустился, чтобы поприветствовать нас, протянув руки, улыбаясь и посмеиваясь. Его взгляд переходил от одного из нас к другому. Казалось, он испытывал большое любопытство относительно каждого из нас. Приняв и возвратив шарфы тибетцам, некоторые из которых невольно прослезились, он обратился к иностранцам. «Откуда вы?» – спросил он. Мы покорно бормотали названия стран, пока очередь не дошла до длинноволосого человека с обкуренной ухмылкой, который выпалил: «Да, чтобы понять это, я и приехал сюда!» Озадаченный, Далай-лама попросил перевести, затем разразился смехом, сжимая руки хиппи в своих ладонях: «Хо! хо! Очень хорошо. Очень хорошо». Я был сражен. Я думал, он будет серьезным и хмурым священником, а не этим радостным вихрем интеллектуального спокойствия.
В моих блуждания по свету наступила временная передышка. Столкновение с болезнью и смертью обессилило меня. Я чувствовал настоятельную необходимость обдумать, в чем смысл этого краткого, хрупкого существования. 4 сентября я записался на двухмесячный вводный курс геше Даргье по буддизму в Библиотеке тибетских трудов и архивов.
Мое обращение в буддизм было довольно быстрым и естественным. Меня не нужно было убеждать философской аргументацией или религиозной полемикой. Геше Даргье излучал доброту, которая не была ни ханжеской, ни снисходительной. Он мог быть суровым в одно мгновение, чтобы уже в следующее разразиться смехом. Казалось, он безоговорочно заботится обо мне, совершенно незнакомом человеке из далекой страны, о которой он ничего не знал. Что бы я ни слышал от него, часто в искаженном переводе, представлялось мне правдоподобным. Я впервые встретил человека, который говорил открыто и свободно о том, что казалось мне наиболее важным. Слово Дхарма, объяснял он, происходит от санскритского корня ёкг-: «держать». Учение Будды похоже на сетку безопасности, которая «удерживает» человека от падения в ад и другие болезненные области существования. Я, возможно, сомневался в реальном существовании адов, но в том, что моя жизнь была своего рода свободным падением, у меня не было никаких сомнений.В моих блуждания по свету наступила временная передышка. Столкновение с болезнью и смертью обессилило меня. Я чувствовал настоятельную необходимость обдумать, в чем смысл этого краткого, хрупкого существования
В течение этого времени фотокамера и объективы пылились на дне моего рюкзака. Путешествие в Индию открыло моим глазам такие стороны мира, которые я не мог запечатлеть на пленке. С помощью геше Даргье я всматривался в невидимые области своей души, где искусство казалось бессильным. Поэтому я решил продать свою фотоаппаратуру, чтобы у меня были дополнительные средства для обучения в Дхарамсале. Я отснял последнюю катушку пленки, затем отдал камеру своему другу Рэю Джэймсу, чтобы он продал ее на черном рынке в Дели. Прежде чем он нашел покупателя, ее украли из его номера в дешевом отеле в Пахар Ганже.
С помощью геше Даргъе я всматривался в невидимые области своей души, где искусство казалось бессильным
Мое обращение в буддизм было довольно быстрым и естественным. Меня не нужно было убеждать философской аргументацией или религиозной полемикой. Геше Даргъе излучал доброту, которая не была ни ханжеской, ни снисходительной. Я впервые встретил человека, который говорил открыто и свободно о том, что казалось мне наиболее важным
Ни одно из мифических существ не является столь же обычным для дальневосточного искусства и литературы, как дракон. В Книге первой систематически приведены самые интересные цитаты относительно драконов в Китае, выбранные из колоссального количества отрывков из китайской литературы с упоминанием этого божественного животного от древнейших времен до современной эпохи. Книга II говорит о драконе в Японии в свете фактов, приведенных во Введении и Книге I.
Предлагаемое издание посвящено богатой и драматичной истории Православных Церквей Юго-Востока Европы в годы Второй мировой войны. Этот период стал не только очень важным, но и наименее исследованным в истории, когда с одной стороны возникали новые неканоничные Православные Церкви (Хорватская, Венгерская), а с другой – некоторые традиционные (Сербская, Элладская) подвергались жестоким преследованиям. При этом ряд Поместных Церквей оказывали не только духовное, но и политическое влияние, существенным образом воздействуя на ситуацию в своих странах (Болгария, Греция и др.)
Книга известного церковного историка Михаила Витальевича Шкаровского посвящена истории Константино польской Православной Церкви в XX веке, главным образом в 1910-е — 1950-е гг. Эти годы стали не только очень важным, но и наименее исследованным периодом в истории Вселенского Патриархата, когда, с одной стороны, само его существование оказалось под угрозой, а с другой — он начал распространять свою юрисдикцию на разные страны, где проживала православная диаспора, порой вступая в острые конфликты с другими Поместными Православными Церквами.
В монографии кандидата богословия священника Владислава Сергеевича Малышева рассматривается церковно-общественная публицистика, касающаяся состояния духовного сословия в период «Великих реформ». В монографии представлены высказывавшиеся в то время различные мнения по ряду важных для духовенства вопросов: быт и нравственность приходского духовенства, состояние монастырей и монашества, начальное и среднее духовное образование, а также проведен анализ церковно-публицистической полемики как исторического источника.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.