— Беги! — ответил Сашко, наморщив брови.
Катя накинула тёплый платок и выбежала на улицу.
— А темно сейчас у пруда… — задумчиво сказал Сашко. — Данилка, ты пошёл бы?
— Нет, — поёжившись, прошептал Данилка. — А ты?
Сашко ответил не сразу. Сознаться, что он боится, не хотелось. А сказать, что пошёл бы…
Но, подумав, всё-таки сказал:
— Ну уж если бы очень нужно было — пошёл бы. Сжал бы зубы и пошёл. Вот как сейчас наша Катеринка.
— А она разве зубы сжала?
— Наверное, сжала. Она темноты до страсти боится.
— Ну и не шла бы.
— Не шла бы! Тогда какая же она пионерка? Раз надо — значит, надо. А по-пионерски, ты думаешь, как?
Пока братья сидели и разговаривали, Катя бежала к пруду. В темноте она смутно различала дорогу: луна всходила поздно, а звёзды еле светились среди быстро бегущих облаков. Катя боязливо оглядывалась по сторонам. Что там, в тёмном поле? Кто это шелестит украдкой свекольной ботвой? Кто там чёрный притаился в овражке? Чьи огненные глаза сверкнули и пропали вдали?
«Ну, что испугалась? Кто тут может быть, в нашем поле? Свёкла да ботворезка в борозде. А там где-то сверкнули фары машины. А это ветер шелестит или суслик пробежал по ботве… Ну чего бояться?»
Так говорила сама себе Катя, но, пробегая через овражек, в котором таращились чёрные кусты, она стиснула зубы и собрала всю свою волю, чтобы не броситься обратно. Наоборот, она заставила себя замедлить шаг и пройти твёрдой поступью страшное место. Из овражка дорога направилась к пруду, и скоро перед Катей тускло засветилась вода.
Заводские огни лежали длинными полосами на чёрной неподвижной воде. Слабые отсветы их доходили до самого берега, по которому шла Катя. И тут, под крутым обрывом, Катя увидела в пруду машину. Машина лежала, уткнувшись кабиной в илистое дно. Её могучий карданный вал на днище был обнажён, и шесть больших скатов странно и беспомощно поднимались над водой.
— О-ёй! — простонала Катя, прижав ладони к щекам.
Машина всегда казалась ей живым существом, сильным, весёлым и добрым. И было страшно и одновременно жалко видеть её с заглохшим мотором, разбитой, лишённой жизни…
«Ну, завтра её вытащат да подправят. Ничего. Опять будет работать…»
Она подошла к самому краю дороги. Собственно говоря, края не было, он обрушился в воду. Под ногой у Кати осыпалась земля, и комочки забулькали в воде.
«Что же делать? — подумала Катя и решила: — Надо подождать».
Так сидела она на бугорке под ветром и облаками, куталась в платок и посматривала кругом.
Мелкая зыбь дрожала и слабо светилась у бортов опрокинутой машины… А за Катиной спиной лежало безмолвное тёмное поле, и страхи снова начали подбираться к ней: вот кто-то шуршит в соседней меже, вот кто-то тёмный, похожий на волка, пробежал и спрятался за дальним кустом.
— Ничего я не боюсь! — громко сказала Катя. — Не боюсь, и всё! Вот облака как быстро идут, — наверно, наверху ветер сильнее. Ишь, как он их гонит!.. Ох, долго ли мне ещё сидеть тут одной, в темноте?!
Вдали внезапно возникли и поплыли две светлые точки.
— Машина! — обрадовалась Катя и вскочила.
Светлые точки всё приближались, уже доносился слабый гул мотора. Вдруг мотор затих и огни исчезли.
«Понимаю, — соображала Катя, это она в овраг спустилась. Сейчас выскочит…»
Минуты бежали одна за другой. Почему же так долго нет машины? Уж не случилось ли с ней что, в овраге?
Нет, с машиной ничего не случилось. Вот она с рёвом поднялась на бугор, осветила поле длинными лучами фар и, набирая скорость, пошла высоко над прудом, по верхней дороге, мимо Кати. Вот она уходит всё дальше и дальше, глуше и глуше её шум, и всё меньше красный огонёк стоп-сигнала… Вот уж он мелькнул в последний раз красной искоркой и пропал.
— Вот так ловко! — пробормотала Катя. — А я тут, как дура, сижу, поджидаю…
И, покрепче завернувшись в платок, она побежала обратно.
«Умная какая нашлась — предупреждать пошла! — подсмеивалась Катя сама над собой. — Неужели без меня шофёрам никто не догадался сказать, что тут дорога обвалилась? Уж небось по всей округе известно, что у нас машина в пруду лежит…»
И тут подумала:
«Ну и ладно. А всё-таки спокойней, что сходила. Машина могла быть далеко в поле, и шофёр мог не знать. Мало ли что бывает!»