Что сердцу дорого - [65]

— Так он может не знаю что подумать…

— Вот и пусть подумает, — отпарировала Зина. Она почти легла на стол и, стараясь заглянуть Тамаре в глаза, спросила: — Любишь его, да?

— Что это тебе в голову взбрело? — рассердилась Тамара.

— Да я же вижу!

— Никого я не люблю. И меня никто не любит.

— И неправда! Ты не подозреваешь, какие у меня на это глаза зоркие. Я все вижу — не скроешься!

— Знаешь что, — всерьез вспылила Тамара, — оставь, пожалуйста, свои глупые шутки. И никогда, слышишь, никогда не говори со мной об этом!

— Я сама очень несчастная на любовь, — призналась Зина, на которую Тамарин гнев не произвел ни малейшего впечатления, — но я не завистливая. Хочешь, помогу тебе, сама все скажу?

— Зинка!

— Дело твое. Если сами договоритесь, — еще лучше, — удовлетворенно заключила Зина.

— Ну что с тобой делать! — беспомощно развела руками Тамара. Она чуть не плакала от такого откровенного вторжения в ее самые сокровенные, так глубоко, казалось, упрятанные тайны.

— Ничего не надо со мной делать, — успокоила Зина. — Дорисовала, что ли? Ну, пойдем скорее, повесим и — в парк.

— Я не пойду, — попыталась отказаться Тамара.

— Как не пойдешь? — изумилась Зина. — Ведь он же будет ждать!

— Не будет, я знаю, — тихо сказала Тамара.

— Будет! — повторила Зина так уверенно, что возражать ей не имело смысла.

Через полчаса они вышли из трамвая и направились к парку по широкой и короткой улице, похожей на аллею. По обеим сторонам ее росли старые высокие тополя и посаженные несколько лет назад, но уже широко разросшиеся акации. Празднично одетые, говорливые, веселые люди густым потоком шли в парк. А навстречу им неслись бодрящие звуки духового оркестра. Далеко за зеленым взгорком клонилось к закату золотисто-красное солнце.

И это вечернее солнце, и музыка, и оживленный поток людей, и старый парк, на расстоянии казавшийся огромным и густым, — все это словно сулило каждому очень хороший, счастливый вечер.

Тамара, возбужденная, нетерпеливая, смущенная и уже примирившаяся с тем, что Зина узнала ее тайну, под руку с подругой вошла в парк. К летнему кинотеатру вела посыпанная желтым песком и окаймленная по краям цветами центральная аллея. В конце ее их должен ждать Вадим.

— Все же как-то неудобно, что ты сама назначила ему встречу, — нерешительно проговорила Тамара.

— Ерунда! — отрезала Зина. — Если не хотел, мог бы сказать, что не придет. Но ведь он согласился. Наверное, уже дожидается нас… Ну, не нас, конечно, а тебя. И этот мальчишка в коротких штанишках тоже хотел прийти.

— Славка? А мне он нравится.

— Правда? Вообще-то он ничего, только ведь совсем юнец. Знаешь что, ты не смотри по сторонам, пройдем, будто прогуливаемся, пусть они нас сами окликнут.

Они шли, глядя то прямо перед собой, то друг на друга и не обращая внимания на других гуляющих. Однако никто не окликал их. Дошли до самого кинотеатра, несколько минут постояли, потом медленно двинулись назад, обескураженные и огорченные.

— Ну, я ему завтра скажу, этому Вадиму! — угрожающе пообещала Зина.

— Можешь говорить, что угодно, только, пожалуйста, меня не примешивай, — холодно ответила Тамара. — И никогда вообще не говори мне о Вадиме, я не хочу.

— В любви, пока счастья дождешься, столько приходится пережить, — со вздохом, тоном умудренной жизнью женщины проговорила Зина. — Идем к эстраде, смотри, сколько там народу. Наверное, мы уже опоздали.

В самом деле, зрители плотным кольцом собрались вокруг высокой открытой эстрады. Зина и Тамара попытались протиснуться вперед, но это оказалось нелегким делом, и они отступили.

— Надо было прямо сюда идти, — с сожалением заметила Зина.

— Отойдем подальше, лучше увидим.

Тамара молча последовала за подругой. Ни парк, ни концерт, вообще ничто на свете уже не интересовало ее, и она думала только о том, как бы незаметно уйти от Зины и отправиться домой.

Издали, со свободной площадки, вся эстрада была прекрасно видна. У микрофона стояла смуглая среднего роста девушка в простом светлом костюме, а позади нее полукругом расположился эстрадный оркестр. Усилители разносили голос девушки по всему парку. Она рассказывала по-русски содержание румынской народной песни, говорила очень старательно и четко, изредка запинаясь, видимо, забывая нужное слово и немного путая ударения. Девушка все время улыбалась, словно прося извинить ее за погрешности в произношении. Эта улыбка и голос девушки, и неправильные ударения — все было мило и просто, и зрители долго аплодировали ей еще до того, как она начала петь.

Потом пел студент, за ним выступал эстрадный оркестр. Румынские юноши в национальных костюмах танцевали народный танец. Это был очень энергичный, живой танец. Юноши высоко подпрыгивали, быстро носились по кругу и что-то залихватски выкрикивали. Тамара так увлеклась, что не заметила, как к ним кто-то подошел, и вся встрепенулась, когда рядом неожиданно прозвучал знакомый голос:

— Вот вы где! А я весь парк обошел.

Она обернулась.

— Немного опоздал, — виновато признался Вадим.

Концерт как раз кончился. Вадим взял девушек под руки, и втроем они отправились бродить по парку.

Вадим был в сером костюме, который, по мнению Тамары, хорошо на нем сидел. Под распахнутым пиджаком виднелась белая, не застегнутая у ворота рубашка. Густые волосы прямо и жестко поднимались надо лбом.