Что рассказал мне Казанова - [6]

Старуха, казалось, ничего не замечала. Она сидела, склонив голову, и лишь охнула, когда, неожиданно радостно воскликнув, молодой человек выдернул что-то из локонов рядом с ее ухом. Повернувшись ко мне, он произнес какое-то иностранное слово, немецкое, как мне показалось, чтобы я смогла оценить его шутку. Затем он засунул вещь, которую хотел мне показать, под юбку старухи.

– Животное! Оставь Финетт в покое! – сказала старуха по-французски низким, скрипучим голосом. Она начала одергивать кринолин, и из-под кружев подола высунулась пушистая серая мордочка. Маленький, живой фокстерьер подскочил ко мне, прижавшись к моей юбке. Я погладила собачку, и она преданно посмотрела на меня. Подобрав животное, я отнесла его старой женщине, а та склонилась над песиком, улыбаясь:

– О, вы ей понравились, ma pauvre![7]Пока старуха ласкала свою собачку, солнце озарило украшения ее парика, и я увидела, что по нему ползают жуки. Их испещренные жилками крылья искрились, как если бы насекомые были частью изумительного украшения, которое эта женщина придумала только для себя. Однако у меня не было времени особенно удивляться, так как именно в этот момент баржа обогнула болотистый изгиб Бренты и мы с отцом впервые увидели Венецию, возвышающуюся на горизонте подобно волшебному городу. Держа свою маленькую собачку так, чтобы она могла видеть этот легендарный город, старая дама с шумом вздохнула, и в этом чувствовались такое нетерпение и желание, что у меня самой перехватило дыхание. Затем Брента сделал еще один поворот, скрыв от нашего взгляда Венецию, оставив нас наедине с серебряными отблесками света на речной воде, неумолимо стремящейся в море.

Я попросила прощения: и вышла, чтобы достать из чемодана путеводитель. Перед тем как мы покинули Париж, я купила последнее издание «Большого туристического путеводителя по живописным пейзажам Европы» сэра Томаса Пибоди и книгу со странным названием «Ссылка: королевское образование» – панегирик в честь путешествий, созданный неизвестным автором, который заявлял, что изгнание Карла II было неожиданным благом для молодого английского монарха. Я предпочитала Пибоди. Найдя раздел, посвященный Бренте, я с удовольствием выяснила, как называются прелестные баржи, курсирующие по каналу и похожие на маленькие домики. На крышах этих burchielli мужчины и женщины сидели и стояли, пили и болтали; дамы обмахивались веерами и демонстрировали свои зонтики от солнца. Я слышала, как один из «макаронников» рассказывал отцу, что пассажирами были венецианские аристократы, отправляющиеся в свои летние резиденции в надежде спастись от генерала Бонапарта. Отец в ответ объяснил, что французская армия вторглась в Северную Италию, призывая и крестьян, и людей благородного происхождения восстать против Венецианской республики. Но он сказал, что французы – наши союзники и нам нечего бояться.

Когда судно остановилось, чтобы принять на борт пассажиров, мы с отцом сошли на берег размять ноги, оставив Френсиса на барже. Мгновение спустя рядом с маленьким дворцом в палладианском стиле мы повстречали старую женщину с ее молодым спутником. Они сидели на скамье с группой путешественников в накидках и круглых шляпах. Один из этих пилигримов чинил одежду. Когда мы подошли, наши знакомые поднялись, и оказалось, что старуха на голову выше молодого человека. Сейчас она выглядела умиротворенной и счастливой. Она вытянула вперед большую руку с грубыми пальцами, предложив мне дольку фрукта, и я подумала, что достаточно странно видеть такую ладонь на хрупком женском запястье.

Я покачала головой, не осмеливаясь посмотреть на старуху, опасаясь ее ужасных жуков.

– Меня зовут Карл Эммануил фон Вальдштейн, граф Вальдштейн, – сказал молодой человек, застыв в поклоне. – А это моя тетушка, графиня Флора Вальдштейн. Ей гораздо лучше, так как я дал ей лекарство для облегчения зубной боли.

– Противоядие, – улыбнулась пожилая дама, открыв крышечку маленькой стеклянной бутылочки и сделав жадный глоток. – В Венеции мы верим в полезные яды.

Они говорили по-французски, и я отвечала им на этом же языке, так как, похоже, оба не знали ни слова по-английски, а мой отец говорил по-французски с медленной, тягучей интонацией уроженца Квинси.

– Не надо извиняться, месье. Ведь именно французский, а не английский является мировым языком, – сказала я, объяснив, что мы направляемся в Венецию, так как у моего родителя здесь торговые дела.

– Если верить моему кузену, президенту Соединенных Штатов, – моя миссия принесет выгоду Венецианской республике, – заметил отец. – Если только, джентльмены, Наполеон не втянет нас в войну.

Мой отец был привлекательным мужчиной, с пышущим здоровьем лицом – наследие долгой фермерской жизни. Но мне казалось, что он говорит чересчур громко и это привлекает взгляды слушателей к его неестественно изогнутому рту, печальному последствию сердечного приступа.

– Этот корсиканский бандит! – воскликнула женщина своим странным скрипучим голосом.

– Я с удовольствием замечу, мадам, что ваш корсиканский бандит сейчас отважно сражается на северных границах, и он сокрушит средневековую тиранию Австрии так же легко, как я раздавлю жука! – вскинулся отец.