Что приносит тьма - [69]

– Возможно, чтобы использовать как козырь при переговорах.

– Вроде «Ты отдаешь нам бриллиант, а мы возвращаем тебе жену?» – Немного поразмыслив, Кэт сообщила: – По-моему, один из пытавшихся увезти меня был французом.

Себастьян нахмурился:

– Худощавый? Лицо в оспинах?

–Да. А откуда ты знаешь?

– Сцепился с ним прошлой ночью в Севен-Дайалз. – Девлин помолчал. – У тебя была возможность поговорить с Йейтсом?

Актриса кивнула.

– Ты оказался прав в отношении Бересфорда и Тайсона. Они оба – «молли». – Ее взгляд прикипел к лицу Себастьяна. – Это важно. Почему?

– Эйслер охотно коллекционировал чужие грешки.

– Хочешь сказать, для шантажа?

– Не думаю, чтобы он требовал в обмен на молчание звонкую монету. Ростовщик использовал добытые сведения, чтобы влиять на людей и принуждать их к подчинению.

– Я бы назвала такое шантажом.

– В некотором роде, полагаю, это он и есть.

Кэт задумчиво нахмурилась.

– По словам Рассела, Блэр Бересфорд – младший сын мелкого ирландского землевладельца. Чем он обладает таким, чего желал или что мог использовать Эйслер?

– Я думал не о Бересфорде.

– А о Тайсоне? – Кэт с минуту помолчала, словно взвешивая сказанное. – Но ведь он тоже младший сын.

– Да. Однако у лейтенанта имелись драгоценности, которые он сбывал торговцу. Возможно, покойный попытался припугнуть компрометирующими сведениями, чтобы снизить цену.

– Намекаешь, у Тайсона был мотив для убийства?

– Не исключено. Хотя Эйслер сглупил, если рискнул давить на него угрозами. Мэтт Тайсон из тех, кто перережет глотку, и глазом не моргнув.

– А что говорит лейтенант, где он коротал вечер минувшего воскресенья?

– Бересфорд утверждает, будто они сидели в квартире Тайсона на Сент-Джеймс-стрит.

Актриса откинула локоны со лба, и ее рука, как заметил Себастьян, была нетверда.

– У нас мало времени, Девлин. Суд по делу Йейтса назначен на субботу.

Себастьяну хотелось подсесть к ней, обнять, успокоить. Ему пришло в голову, что, если бы Кэт действительно доводилась ему сестрой, он мог бы так и сделать, и его поступок ни у кого не вызвали бы задних мыслей.

И это осознание внезапно поразило его своей жесточайшей иронией.

– Человек, которому ты послала записку – кто он?

– Ты же понимаешь, я не могу сказать.

– Даже ради спасения собственной жизни?

Но Кэт только покачала головой, и печальная улыбка заиграла на ее полных, красивых губах.

Выйдя из особняка на Кавендиш-сквер, Себастьян ступил в холодную ночь, пахнущую острой смесью угольного дыма, влажного камня и горячего масла. Уличные фонари слегка мерцали, словно качаемые невидимой рукой. Виконт уже начал было забираться в ожидавший его экипаж, но затем передумал и отослал кучера домой.

Повернув в сторону Риджентс-парка, он зашагал по широким мощеным улицам с рядами представительных оштукатуренных кирпичных домов, которые выросли там, где всего двадцать пять лет назад Себастьян с братьями бегали по лугам, золотым от поспевших трав. В те дни здесь под сенью каштанов лежал небольшой пруд, – да, решил Девлин, как раз тут, где нынче извозчичий двор. Ему припомнился случай, когда Сесил, пока они ловили головастиков, отыскал в иле старинную римскую монету, и Ричард, старший и потому отцовский наследник, пытался вытребовать находку себе, несколько преувеличенно трактуя право первородства. Их мать тоже была там. Солнце пригревало ее светлые волосы, а голос звенел смехом, когда она разнимала повздоривших сыновей. И ничто из его прошлого – ничто – не было на самом деле таким, каким тогда казалось.

«В какой момент? – подумал он снова. – В какой момент рушатся последние преграды? Когда раскрываются сокровенные тайны?»

Но вернувшись на Брук-стрит, Себастьян увидел, что в спальне Геро темно. Он постоял с минуту на пороге, глядя, как мягко поднимается и опускается от дыхания ее грудь. А затем ушел.

Когда утром он проснулся, жена уже уехала на очередное опрашивание.

Четверг, 24 сентября 1812 года

Ровно без пяти одиннадцать утра виконт Девлин вошел в полицейский участок на Ламбет-стрит, где Бертрам Ли-Джонс в съехавшем набекрень парике и развевающейся мантии суетился, перебирая стопку папок.

– Раньше одиннадцати мы не открываемся, – грубо бросил магистрат. – Что вам угодно?

– Хочу узнать, располагаете ли вы списком тех, кто брал взаймы у Даниэля Эйслера?

Не отрываясь от своих бумаг, Ли-Джонс фыркнул:

– С какой стати мне понадобился бы этот список?

– Судя по тому, что я слышал, Эйслер промышлял много чем: от шантажа и черной магии до преступного разврата. Такие, как он, обычно наживают уйму врагов.

Магистрат поднял глаза.

– Вполне вероятно. Но это не меняет того факта, что старика прикончил именно Рассел Йейтс. И он предстанет перед судом в субботу.

– Несколько поспешно, вам не кажется?

– Коль уж на то пошло, нет, не кажется. Этот тип явно виновен. К чему содержать преступника за решеткой за счет королевской казны, когда он может повеселить народ, сплясав на конце веревки?

Себастьян всмотрелся в раздобревшее, самодовольное лицо собеседника.

– Я слышал, когда король Георг был еще в здравом уме, то имел обыкновение лично рассматривать дело каждого приговоренного к смерти в Лондоне. Говорят, он часто засиживался допоздна, взвешивая доказательства вины арестованных, а во время их казни  удалялся в личные покои молиться со своим духовником.