Что приносит тьма - [22]

– Так Даниэль Эйслер не брался продавать крупный голубой бриллиант для вашей семьи?

– Боже упаси, нет, – громко рассмеялся банкир. – Сейчас время покупать камни, а не продавать. Цены слишком упали. А все, знаете ли, из-за эмигрантов. Генри Филипп рассказывал мне о белом двадцатипятикаратном бриллианте плоской огранки, недавно приобретенном у одной старушки-француженки, которая была в таком отчаянии, что охотно рассталась с ценностью за бесценок.

В холле послышались легкие шаги. Хоуп повернул голову к появившейся на пороге женщине. Она была значительно, лет на пятнадцать-двадцать, моложе хозяина дома. Коротко подстриженные темные волосы модно вились вокруг лица, подчеркивая длинную шею и покатые белые плечи. Темные глаза сияли, нос был идеально ровным, пухлый рот напоминал розовый бутон.

– А, Луиза, дорогая, – растянул губы в улыбке Хоуп. – Как любезно с вашей стороны присоединиться к нам. Полагаю, вы знакомы с лордом Девлином? Девлин, это моя супруга.

Поднявшись с кушетки, Себастьян изобразил поклон.

– Миссис Хоуп.

«La Belle et la Bete», – называли эту пару в высшем свете. «Красавица и Чудовище». Нетрудно было догадаться, почему. Красавица протянула гостю руку для поцелуя, озаряясь одной из тех улыбок, которые вдохновляют поэтов и живописцев.

– Лорд Девлин. Какой приятный сюрприз.

На даме было скромное платье из белого муслина, подхваченное под полными грудями розовой атласной лентой, шею обвивала простенькая золотая цепочка с медальоном. Луиза Хоуп принадлежала к женщинам, которые своим видом излучают мягкое спокойствие и безмятежность, вызывая мысли о церковной вечерне, аромате ладана и льющемся сквозь витражи солнечном свете. Но виконт знал, что впечатление нежной умиротворенности обманчиво. Эта зануда в духе Ханны Мор и клапхэмских святош[10] умело отравляла удовольствие окружающим и была деятельным членом Общества по искоренению порока, которое посвятило себя истреблению танцев, пения, карточных игр и любых других развлечений, радовавших сердца и облегчавших горести городской бедноты.

Хозяйка дома не предложила виконту снова присесть, и тот позабавлено задался вопросом, не подстерегала ли она в засаде под дверью, наготове вмешаться и положить конец любому разговору, грозившему потечь по нежелательному руслу.

– Вы должны навестить нас еще раз, вместе с леди Девлин, – обронила жена банкира, очаровательно опираясь подбородком на сплетенные пальцы и ни на миг не переставая улыбаться.

При мысли о встрече двух женщин – Геро с ее откровенными радикальными убеждениями и Луизы Хоуп с ее самодовольным ханжеским морализаторством – Себастьян едва не утратил всякую серьезность.

– Да, непременно. А тем временем не смею вам больше мешать. – Визитер потянулся за шляпой и еще раз поклонился: – Ваш слуга, миссис Хоуп. Не трудитесь звонить, я выйду сам.

– Я провожу вас до двери, – вызвался хозяин, словно слегка сконфузившись от маневра супруги. – Вы действительно должны побывать у нас вместе с леди Девлин и посмотреть дом. Каждая комната обставлена в стиле отдельной страны, одной из тех, которые я посещал.

Мужчины спустились по величественной широкой лестнице. Эхо от их шагов звучало гулко, будто в подземелье.

– Если Эйслер пытался продать большой голубой бриллиант, – заговорил Девлин, – откуда, по-вашему, он мог взяться?

Хоуп остановился у основания ступеней, снова морща рот, словно это служило обязательной прелюдией к мысли.

– Хм. На самом деле, трудно сказать. Происхождение многих крупных драгоценностей в лучшем случае, как бы выразиться… зыбкое?

– Вам не известен подобный камень?

– Нет, не известен. С другой стороны, как я уже говорил, любителем-ювелиром в нашей семье является мой брат. Возможно, он и слышал о таком. К сожалению, Генри сейчас в провинции. – Хоуп кивнул дворецкому, который пошел открывать дверь.

– А когда вы в последний раз видели Эйслера?

– Боже правый, даже не уверен, что смогу ответить на ваш вопрос. Единственное, что знаю точно – давненько.

– Вам не приходит на ум, кто мог желать расправиться с торговцем?

Каучуковые губы банкира дернулись:

– Как явствует из газет, Рассел Йейтс. Чрезвычайно дурного тона тип. Я всегда считал, что он плохо кончит.

Дворецкий неподвижно замер у распахнутой двери. Поднявшийся ветер погнал по улице сорванное объявление, принес резкое, пронизывающее обещание дождя.

– Йейтса ведь еще не повесили, – заметил Себастьян.

– Нет, но довольно скоро повесят.

Снаружи донеслись зычный мужской смех и культурная, с легким ирландским акцентом, речь:

– Да поди ты к черту, Тайсон! Говорю тебе, эта лошадь здорова – надежна, как Банк Англии.

– Это должно меня утешить? – отозвался второй голос, с интонациями не Ирландии, а скорее Херефорда и Итона, и до того знакомый, что Девлин оцепенел.

В дверном проеме показался высокий, широкоплечий мужчина. Он стоял вполоборота, все еще оглядываясь на шедшего за ним невидимого ирландца. Джентльмен лет двадцати пяти был одет типичным городским франтом: ладно скроенный темно-синий сюртук от Шульца, сапоги от Хоббса, шляпа от Локка. Однако мощное сложение и военная выправка говорили сами за себя. Новоприбывший повернулся и, по-прежнему улыбаясь, шагнул на верхнюю ступеньку крыльца. Но тут его взгляд упал на Себастьяна, и смех замер на губах.