Что посеешь... - [27]

— Представляю! — твёрдо выговорил я.

— Ну, посмотрим, — проворчал дед. — Так от чего мы с тобой отвлеклись?

— А! Ты рассказывал, как американский учёный Мёллер лекцию о генах читал в Академии наук.

— Точно! — вспомнил и дед. — Помню, весь цвет Ленинграда собрался на эту лекцию: академики, профессора, — а также много просто бездельников, которые пришли, потому что это было модно. Ну и мы — студенты, аспиранты — тоже всеми силами туда рвались. Ещё бы, выступал всемирно известный Мёллер, а переводил выступление его не менее знаменитый Николай Иванович Вавилов. Помню, Мёллер закончит рассказ по одному диапозитиву, поворачивается к Вавилову: «Некст, плиз!» Вавилов переводит механику в конце зала: «Следующий, пожалуйста!» И так прошло три или четыре слайда — Мёллер уже сам обращается к механику: «Следующий!» В зале хохот, аплодисменты. Помню, незабываемое впечатление от личности Мёллера осталось. Да и Вавилов, надо сказать, неотразимое впечатление производил. Тогда он в самом расцвете был: красивый, солидный, элегантный, прекрасно говорящий на многих языках — мне он тогда идеалом настоящего учёного казался и сейчас кажется. Тогда он как раз знаменитую свою работу проводил — отыскивал центры происхождения культурных растений. Чуть не весь мир объехал, самые удалённые уголки обшарил — обнаружил огромное разнообразие культурных растений, а также полудиких, а также диких их предков!

— А зачем эти предки нужны — дикие и полудикие? Ведь теперешние культурные растения лучше?

— Лучше, конечно! Не зря человечество на протяжении всей своей многовековой истории занималось этим — самым важным, как я считаю, делом — улучшением качеств культурных растений. Но и у предков неожиданно оказались ценные качества, которые и нынешним культурам неплохо было бы позаимствовать, вернее, не позаимствовать, а вернуть эти качества, которые когда-то отброшены были, как несущественные, а сейчас вдруг очень даже существенными оказались! Например, в Южной Америке, в предгорьях Анд, помощник Вавилова Сергей Михайлович Букасов нашёл дикого предка нашего теперешнего картофеля, и оказалось, что этот предок не подвержен заболеванию фитофторой — болезнью, которая губила картофель сразу на целых континентах, после чего там страшный голод наступал. И вдруг — разновидность картофеля, которая воздействию фитофторы не подвержена. Как считаешь, великая это находка?

— Великая!

— А почему?

— Ну как же! Ведь значит, что теперешнему картофелю можно свойства дикого предка передать — и он, теперешний, тоже к фитофторе невосприимчив будет!

— Правильно рассуждаешь! Молодец! А я-то боялся... что ты совсем балбес... а ты, оказывается, всё-таки внук своего деда! Ну и как это свойство культурному сорту передать?

— Скрещиванием его с диким!

— Правильно... хотя и несколько упрощённо. На самом деле всё гораздо сложней. Ведь дикий предок при скрещивании вместе с положительными и отрицательные свои качества передаст. А как их отделить?

— Ну а как? — азартно воскликнул я.

— Вот над этим и бьёмся! — произнёс дед. — Знаешь ты, чем твой дед занимается?

— Селекцией? — не совсем уверенно проговорил я.

— Правильно. И что же это такое?

— Выведение новых сортов?

— Так. Какого растения?

— Ржи?

— Угадал или вспомнил?

— Я всегда это знал!

— Ну, спасибо. А какие сорта ржи я вывожу?

— Ну какие? Хорошие!

— А конкретно?

— Ну, высокоурожайные... Зимостойкие! — покопавшись в памяти, добавил я.

— Это всё правильно! — кивнул дед. — Но главное качество, которого я от ржи добиваюсь, главное, на что я, можно сказать, всю свою жизнь положил?

— Забыл! — выговорил я.

— Эх ты... «жабыл»! — усмехнулся дед. — Скажи лучше: и не знал, не интересовался, чем дед твой занимается!

— Ну... и какого качества ты у ржи добиваешься? — виновато проговорил я.

— Какого качества, говоришь? — Дед посмотрел на меня, словно сомневаясь, смогу ли я запомнить его слова. — Какого качества? Неполегаемости — вот какого!

— А... вспомнил, — сконфуженно проговорил я.

— С опозданием, правда! — усмехнулся дед. — Неполегаемости я добиваюсь! Чтобы рожь ни под дождём, ни под ветром не полегала! Потому что, если поляжет она, да при этом обязательно перепутается, очень трудно её убирать, а комбайном — просто невозможно, половина урожая теряется. Как думаешь, стоит ради сохранения половины урожая голову поломать?

— Стоит! И как же ты... ломаешь её?

— Как только могу! — улыбнулся дед. — Ну, так каким образом добиться, чтобы не полегала рожь?

— Привязывать? — предложил я.

— К чему? — усмехнулся дед. — И если каждый стебель привязывать... целой жизни не хватит! — Он кивнул за окно электрички, за которым тянулись жёлтые поля. — Нет уж, надежда на то, что рожь сама себя будет держать... с подпорками только инвалиды стоят! Ну так как?

— Сделать, чтобы стояла она!

— А как?! Ну ладно, подскажу немножко тебе. Испокон веков рожь очень высокая была — это даже признаком её красоты считалось! Даже в стихотворениях и песнях это качество её воспевалось! «Распрямись ты, рожь высокая!» — слышал, наверно? А высокой как раз ржи распрямиться и трудно! Вот когда у тебя длинная причёска была, помнишь, как ты мучился с ней?