Что?.. Почему?.. - [3]

– Коити-тян, ты вообще хорошо уживаешься с папой? – спросила бабушка.

– Ага, – ответил я. Конечно, иметь такого отца тяжело, но все-таки нельзя сказать, что я его терпеть не мог.

– Ёске – такой верный мужчина! – бабушка говорила словно сама с собой. – Столько времени уже прошло после смерти Рицко, а он так и не женился. И он нам так помогает все время…

Рицко – так звали мою маму. Она умерла пятнадцать лет назад, когда я родился – ей было всего-навсего двадцать шесть. Мой отец Ёске был на десять лет старше ее.

Насколько я слышал, они познакомились, когда он читал лекции у себя в университете, а она была студенткой. Он покорил ее чуть ли не при первой встрече. «Да ты скорострел», – так сказал один из его старых друзей, который однажды зашел к нам в гости и начал подкалывать отца. По-моему, он был пьян.

Трудно было представить, но отец жил вообще без женщин после смерти матери. Конечно, я как сын могу быть пристрастен, но он талантливый ученый, и, хотя ему уже пятьдесят один, он молодо выглядит, красив и умеет общаться с людьми. У него приличное положение в обществе, хорошая зарплата, и плюс к этому он не женат – ни за что не поверю, что он не пользуется популярностью у женщин.

Может, он отдавал дань памяти умершей жене? Или не желал ранить мои чувства? Так или иначе, это длилось уже чересчур долго. Я хотел, чтобы он уже женился наконец и перестал наваливать всю работу по дому на сына. Ну, думаю, мое желание где-то наполовину было с этим связано.

2

«Разрыв легкого» – это то, что по-научному называется «спонтанный пневмоторакс». А еще правильнее – «первичный спонтанный пневмоторакс». Он довольно часто случается у высоких юношей с худощавым телосложением. Причины малоизученны, но, говорят, во многих случаях пусковым событием может стать утомление или стресс.

При «разрыве», как и намекает название, оболочка легкого прорывается и воздух выходит в плевральную полость. Баланс давления нарушается, и легкое сдувается, как проколотый мяч. В результате возникает боль в груди и становится трудно дышать.

Эта дрянь, от одной мысли о которой становится страшно, впервые случилась со мной полгода назад, в октябре.

Сперва грудь начала как-то странно болеть, и было такое чувство, что стоит мне шевельнуться, как я тут же задохнусь. Я подумал, что надо просто переждать, и все пройдет, но за пару дней лучше мне не стало. Наоборот, становилось все хуже, поэтому я рассказал отцу, и мы отправились в больницу. Как только они сделали рентген, сразу стало ясно, что у меня пневмоторакс левого легкого и что оно в процессе коллапса. Меня госпитализировали в тот же день.

Лечащий врач решил применить метод лечения под названием «плевральный дренаж».

Мне дали местный наркоз, потом скальпелем проделали дырку в груди и ввели в плевральную полость тонкую трубочку под названием троакар.

Лечение продолжалось неделю; все это время мое съежившееся легкое надувалось до нормального размера, а рана зарастала. Потом меня спокойно выписали. Доктор тогда произнес слова «полное выздоровление», но в той же фразе добавил: «Вероятность рецидива – пятьдесят процентов».

Я тогда старался особо не думать, насколько это большой шанс. Просто принял к сведению, что да, когда-нибудь это у меня может повториться. Но я и представить себе не мог, что столь печальная судьба настигнет меня так быстро и в такой неподходящий момент…

Честно говоря, на душе у меня было погано.

Бабушка ушла домой; во второй половине того же дня меня отправили в операционную и начали делать плевральный дренаж, как в прошлый раз.

К счастью, доктор оказался ничего. Полгода назад, когда в меня совали трубку, боль была адская, а сейчас – вполне терпимая. Как и тогда, меня выпишут, после того как воздух выйдет через трубку, легкое надуется и рана зарастет. Однако мне сказали, что раз один рецидив уже произошел, риск следующего еще выше. Если так будет продолжаться, придется задуматься об операции. От этих слов мое настроение увяло еще больше.

Вечером бабушка приехала снова и привезла мой мобильник. Но я решил, что все расскажу отцу завтра утром.

Если я скажу прямо сейчас, это все равно ничего не изменит. Моей жизни ничего не угрожает, и вовсе незачем его тревожить, давая слушать мой слабый голос.

Насос возле моей койки тихо булькал – с этим звуком воздух, который откачивался из моей груди, выпускался в воду.

Я вспомнил предупреждение насчет «может создавать помехи работе медицинской аппаратуры» и отключил мобильник. Потом, чувствуя раздражение от непрерывной боли и удушья, посмотрел в окно.

Я лежал в стационаре городской клиники. Это было старое пятиэтажное здание; моя палата была на четвертом.

Под темнеющим небом виднелись нечеткие белые огни. Огни крохотного горного городка, где родилась и выросла Рицко, моя мама, которую я видел только на фотографиях. Йомияма.

«Сколько раз я уже бывал в этом городе?»

Такая мысль мелькнула в моем затуманенном сознании.

Я вспомнил немногое. Когда был маленьким – совсем не помню, был здесь или не был. Когда учился в начальной школе – был три или четыре раза. С тех пор, как поступил в среднюю – вроде сейчас первый раз?.. А может, нет.