Что осталось после нее - [16]

— Какую правду, Клара?

— Правда в том, что моим родителям деньги и статус важнее, чем родные дети.

— Похоже, вы сильно злитесь на него за то, что он отправил вас сюда.

Клара вскинула голову.

— Само собой, я очень зла! — воскликнула она. — А вы бы не разозлились на моем месте?

Доктор Торн кивнул и опять что-то записал в блокноте. Затем, не поднимая глаз, он задал следующий вопрос:

— Вы полагаете, отец против вас что-то замышляет?

Клара застыла.

— Нет, — ответила она, качая головой. — Это слишком серьезное обвинение. Я думаю, он решил сослать меня сюда, чтобы преподать урок. Ему не нравится человек, которого я люблю. Он верит, что, когда я вернусь домой, послушно сделаю все, что он скажет.

Доктор Торн отложил ручку. Он снял очки, потер глаза, потом сложил руки на столе и пристально посмотрел на Клару, наблюдая за ее реакцией.

— Иногда, — тихо сказал он, — когда нам грустно или тревожно, у нас появляются навязчивые идеи. Ваш отец утверждает, вы обвинили его в том, что он убил вашего брата.

— Неправда! — крикнула она. — Мой брат совершил самоубийство, потому что жизнь потеряла для него смысл. Отец буквально растоптал его, а мать за него не заступилась.

— То есть вы считаете, что родители виноваты в его смерти?

— Они могли поступить по-другому, — ответила Клара, — но пошли на крайние меры, как обычно. Вместо того чтобы обсудить с ним возникшие проблемы, они просто от него избавились!

— И вы считаете, что теперь они хотят избавиться от вас.

— Я вовсе не… — Клара замолчала. Сердце от волнения забилось часто-часто. Она вдруг поняла, что ее слова можно переиначить и обернуть против нее.

— Что-то не так? — спросил доктор Торн, приподняв брови.

Она покачала головой.

— Так что вы говорили? Вы не закончите свою мысль?

Она посмотрела на свои руки. Глаза наполнились слезами.

— Вы меня не слушаете, — сказала она. — Вы слышите только то, что хотите слышать. Вы искажаете смысл моих слов, чтобы они звучали так, будто у меня не все дома.

— Похоже, вы склонны подозревать людей, — заявил он. — Вы подозреваете родителей, мужчину, за которого они хотят выдать вас замуж. Даже меня.

— А что бы вы сделали на моем месте? Если бы вы были здоровы, разве вы бы не попытались объясниться и потребовать, чтобы вам вернули свободу?

Доктор Торн закрыл блокнот и снова надел очки.

— Пациенты нашей лечебницы покидают ее только с моего согласия. Или по просьбе родственников, в данном случае, вашего отца.

— Что же произойдет, если я сложу вещи в чемодан и покину здание? Если я пройду по дорожке и выйду за ворота?

Доктор Торн улыбнулся и засопел, словно едва сдерживая смех.

— Вы, конечно, можете попробовать, — сказал он, — но лечебница расположена на участке площадью в четырнадцать акров, и до ворот путь неблизкий. Вы не сможете далеко уйти, мы вас поймаем. Кроме того, ворота закрыты. Я видел чемодан, который вы привезли с собой. Думаю, вы с трудом вытащите его из своей комнаты, не говоря уже о том, чтобы спуститься с ним по лестнице и пройти через территорию.

Клару бросило в жар. Она хотела сказать ему, что ей плевать на чемодан. Если понадобится, она уйдет без него. Но она быстро осеклась, догадавшись, что он может истолковать ее гнев по-своему, как симптом «болезненного состояния».

Она совершила ошибку в тот день, когда поссорилась с отцом, потому что бросилась собирать чемодан и потеряла драгоценное время. Лучше бы она выбежала из кабинета, схватила пальто и как можно быстрее ушла из дома. Надо было спасаться бегством, как только она услышала, что отец велит помощнику привезти врача. А она направилась в свою комнату и начала упаковывать вещи, не подумав о том, что ей придется самой тащить огромный чемодан вниз по лестнице, ведь никто не позвонит дворецкому или водителю, чтобы они помогли ей донести багаж до машины. Она же навсегда уходит из дома, а не отправляется в очередное путешествие! Но в тот момент Клара так растерялась, что ее разум и впрямь помутился. Она думала только о том, что нужно взять как можно больше вещей, ведь, когда она уйдет, единственное, что у нее останется своего, — это одежда в чемодане и платье, в которое она была одета.

Сейчас она ругала себя за глупость. Она знала, что полицейские прибудут с минуты на минуту, потому что мать уже не раз звонила им раньше — когда не могла найти жемчужное ожерелье, когда из гостиной пропали подсвечники и когда исчез ее любимый английский чайный сервиз. Полицейские быстро приезжали и спокойно задавали вопросы, а мать расхаживала по комнате и истерично завывала, утверждая, что среди слуг завелся вор. Горничных, дворецких и водителей, как подозреваемых преступников, выстраивали в ряд, чтобы подвергнуть допросу. И в конце концов полицейским удавалось найти логическое объяснение пропажам: оказывалось, что жемчужное ожерелье завалилось за туалетный столик, подсвечники положили в кладовую, чтобы почистить, а чайный сервиз поставили в другой шкаф. Убедившись, что ее драгоценные вещи никуда не делись, Рут благодарила полицейских за то, что они не заставили себя ждать. А Клара тем временем извинялась перед прислугой.

Если бы она вспомнила, с какой скоростью полицейские оказывались у их дома, и не стала, подобно матери, переживать о своих пожитках, у нее был бы шанс улизнуть. Но она сама отрезала себе путь к спасению: когда чемодан уже доверху был набит одеждой, в дверях ее комнаты появился отец в сопровождении лейтенанта, двух полицейских и врача. Отец велел мужчинам закрыть чемодан, а ее, его единственную дочь, увести. Она никогда не забудет его багровое лицо и обезумевшие глаза. Отец размахивал руками, словно приказывал вывести из дома опасного преступника.