Что-нибудь светлое… - [114]

— Модели действительно обратились в пыль? — с неожиданным интересом спросил Вайншток. Куда делись его мрачность? Он вернулся к столу, придвинул стул, прочно уселся, требовательно смотрел Берковичу в глаза и ждал ответа.

— Да.

— Можете назвать точное время?

— В интервале от семи пятидесяти до восьми двадцати.

— Достаточная точность для такого рода эксперимента, — с удовлетворением в голосе произнес Вайншток.

Мария выразительно посмотрела на Берковича и пожала плечами.

— Мы можем идти? — спросила она. — Или вы отвезете нас в участок?

Почудилось Берковичу, или в ее голосе прозвучала насмешка?

— Давайте выпьем еще чаю, — сказал он. — Наташа, если тебе не трудно…

Когда жена вышла, старший инспектор сказал:

— Мария, правосудию порой приходится идти странными путями. Я знаю, что у вас был мотив, а у Григория — возможность. Кого судить? Вас? Его? И как доказать обвинение в суде? Я даже собственное начальство не смогу убедить, что убийство стало возможно благодаря эксперименту по квантовой эволюции. В опубликованных работах вашего мужа нет пока надежной доказательной базы. А идея, как сказал бы классик, еще не овладела массами.

— Мы можем идти? — повторила Мария, встав и подав руку мужу.

— Правосудию, — продолжил Беркович, не отвечая на вопрос, — приходится иногда ждать, но оно всегда свершается. Всегда — я убежден в этом. Я задержу вашего мужа, Мария, когда он опубликует работу, на которую я, как следователь, смогу опереться в системе доказательств. Предъявить суду.

— Он никогда не опубликует такую работу, — твердо сказала Мария.

— Вы думаете? — проговорил Беркович с легкой насмешкой. — Он ученый. А работа, о которой речь, — звено в цепи его исследований по квантовой эволюции. Он не сможет ее не сделать. И опубликует, когда сделает. Я верно понимаю, Григорий?

Вайншток кивнул. Он не смотрел на протянутую руку жены.

— Вот, — с удовлетворением резюмировал Беркович. — Признание вашего мужа у меня есть, а доказательства вины представит он сам. Это называется научным подходом.

— Понятия не имею, сколько на это уйдет времени, — пробормотал Вайншток.

— Срок давности по делам об убийстве — двадцать лет, — напомнил старший инспектор. — Вам понадобится меньше. Только не ставьте экспериментов. И еще. Надеюсь, вы объясните, почему модели рассыпались в пыль, когда эксперимент был прекращен. Это физическая задача, и, если вы ее не решите, пострадает ни в чем не повинный человек — Рон Хан. Он отвечает за сохранность вещдоков, и по поводу их, скажем так, порчи, будет проведено служебное расследование. Поэтому моя личная просьба — решите эту задачу в первую очередь.

— Это как раз достаточно просто, — отмахнулся Вайншток. — Если квантовая эволюция прерывается наблюдателем, то в уравнение запутанных состояний вводится…

— Избавьте меня от уравнений, — поднял руки Беркович. — Напишите и опубликуйте статью. Двух недель, пока будет идти служебное разбирательство, достаточно?

— Надеюсь.

— Хорошо. Кстати, вспомнил. В позапрошлом году — Наташа не даст соврать — я обнаружил на полу в гостиной, вон там, в углу около телевизора, странный предмет…

2011

ЧАЙКА

На набережной Утоквай она часто встречала старика, одетого в длинное пальто, холодное зимой и слишком теплое летом. Сутулый, с нечесаной седой гривой, он брел вдоль берега, ни на кого не обращая внимания, и что-то бормотал себе под нос. Поравнявшись с ним, она всегда говорила: «Добрый день, герр профессор», хотя и не знала, был ли старик рассеянным ученым или неопрятным бомжем.

Сегодня старик не встретился. Может, потому что она пришла не одна?

— Посидим здесь? — сказала она своему спутнику и, не дожидаясь ответа, присела на ажурную скамью, подобрав оборки платья.

Ее спутник сел рядом — не так, как она, не на краешек, а основательно, — откинулся на гнутую спинку, прищурился — солнце, стоявшее довольно высоко, светило в глаза — и сказал:

— Двадцать шестого я отплываю в Англию из Остенде.

— Вы, — поправила она. — Вы отплываете. С Эльзой.

Он молча разглядывал далекие крыши домов на противоположной стороне озера.

— Ты не захотел повидаться с Тете, — осуждающе сказала она.

Он, наконец, ответил:

— Не думаю, что это было бы… — Он помедлил, подыскивая слово, — полезно для нас обоих.

— Полезно, — повторила она с легким презрением. — Ты весь в этом слове. Тебе не приходило в голову, что Тете хочет увидеться с отцом?

— Не будем спорить, — терпеливо проговорил он и положил ладонь ей на колени. Она не ожидала от него этого жеста, означавшего, возможно, попытку примирения, может быть — просьбу о прощении или, на худой конец, знак понимания, которого не было между ними долгие годы — точнее, четырнадцать лет и два месяца. Она считала быстро и подсчитала мгновенно: столько времени прошло после того, как ей пришел по почте конверт федеральной службы, в котором лежало заполненное и ею же двумя днями раньше подписанное свидетельство о разводе.

Она не убрала руку, только посмотрела удивленно в его глаза. Он не отвел взгляда, смотрел изучающе, напряженно. Ей знаком был такой его взгляд: он размышлял о чем-то, не имевшем отношения к окружавшей реальности, думал о том мире, который он всю жизнь хотел понять.