Что-нибудь эдакое - [5]

Глядя на это, вы гадаете, кто же он такой и чем занимается так скромно. Гадал и Скотленд-Ярд, но узнал только то, что скромный Р. Джонс торгует антиквариатом, дает деньги в долг и в сезон играет на скачках. Мы не будем вас уверять, что этого хватило; тут уместней слово «растерянность». Сыщики подозревали, что он скупает краденое, но доказать не могли. Р. Джонс об этом позаботился. Он был очень занят, едва ли не занятее всех в Лондоне, но прежде всего он пекся о том, чтобы не было улик.

Если верить собрату по перу, небезызвестному Шекспиру, опасен только тощий человек[5] с голодным взором, а округлый, толстый и благодушный истинно невинен. Тогда Р. Джонс опасности не представлял, поскольку был самым круглым и толстым человеком в центрально-западной части Лондона. Можно сравнить его с мячом, можно — с мехами (если он идет вверх по лестнице), а можно — и с желе, если неосторожный друг внезапно хлопнет его по плечу. Правда, по лестнице он ходил редко, а по плечу его почти не били, ибо его круг считал это неуместным, уступая такую возможность стражам порядка, состоявшим на государственной службе.

Кроме того, Р. Джонс, человек лет пятидесяти, был седым и краснолицым. С друзьями он держался резво, со случайными знакомыми — еще резвее. Завистливые недоброжелатели полагали, что особая приветливость по отношению к молодым аристократам с маленьким лбом и большим кошельком принесла ему не одну сотню фунтов. Вышеупомянутая резвость и приятная округлость привлекали определенный человеческий тип, к счастью для него — достаточно богатый.

Фредди поддался его чарам, когда жил в Лондоне. Познакомились они на скачках, и с той поры Р. Джонс был другом и наставником графского сына. Вот почему весенним утром, а точнее — ровно в полдень сын этот обрадовался, когда ему открыл сам хозяин.

— Ах ты, ах ты, ах ты! — резво заметил Р. Джонс. — Кого мы видим! Счастливый жених собственной персоной!

Как и граф Эмсворт, он радовался будущей женитьбе. Когда Фредди перестал получать субсидию, он огорчился. Конечно, у него были другие источники дохода, но там приходилось все же ударять пальцем о палец. И вот появилась невеста миллионера…

— Одно слово — блудный сын! — продолжал он. — Давненько не виделись, давненько. Ай-ай-ай, как не совестно! Ну, полегче стало?

Фредди сел и принялся сосать набалдашник трости.

— Да нет, Дикки, не сказал бы. Удалось вот уехать, отцу надо в город, но в три часа едем обратно. Денег как не давал, так и не дает. Вообще я сел в лужу.

Резвые толстые люди тоже знают печаль. Р. Джонс загрустил и сослался на особо трудные времена. Как и думал Скотленд-Ярд, он давал деньги в долг, но не тогда, когда клиент сидел в луже.

— Нет-нет, — заверил Фредди, — я не о том! Честно говоря, у меня есть пятьсот фунтов. Наверное, хватит.

— Смотря на что, — возразил Р. Джонс, снова обретший резвость. Думал он о том, как хорошо бы встретить идиота, который дал Фредди столько денег. Где они, эти филантропы?

Фредди тем временем вынул из кармана портсигар, а из портсигара газетную вырезку.

— Про Перси слыхали? — спросил он.

— Про какого Перси?

— Ну, про Стокхита.

— А, лорд Стокхит! Мало того, я был в суде, все три дня. — Р. Джонс приятно хихикнул. — Ваш приятель? Может, родственник? А, кузен! Видели бы вы его на перекрестном допросе! Ухохочешься. А письма-то, письма! Читали, понимаете, вслух, и это уж…

— Не надо! — вскричал Фредерик. — Дикки, не надо! Я все знаю, я видел газету. Его выставили таким дураком…

— Что поделаешь, он дурак и есть. Да, ощипали голубчика!

Фредди просто дернулся от боли.

— Дикки, не надо! Я не могу!

— Чего он вам дался?

— Не в нем дело. Дикки, я сам влопался.

— Ну! Обещали жениться?

— Не то чтобы обещал… Давайте я по порядку. Помните «Девицу из Дублина» в прошлом году? Там была одна хористка.

— Больше, больше. Целая куча.

— Вообще-то больше, но одна — особенная. Ее зовут Джоан Валентайн. Мы с ней не знакомы.

— Минуточку! Ничего не понимаю.

— Ну как же? Я ходил в театр каждый день, жутко в нее влюбился…

— И не пошли за кулисы?

— Именно. Я был такой кретин…

— Не скромничайте!

— Был, был, а то бы познакомился. Но я ей писал. Объяснялся в любви.

— Предложение делали?

— А?

— Просили выйти за вас замуж?

— Не помню. Наверное, просил. Жутко влюбился.

— Почему вы с ней не встретились?

— Она не хотела. Приглашаю в кафе — не идет. И на письма не отвечала. А потом…

Голос его угас. Он присосался к набалдашнику.

— Да?

Фредди залился алым румянцем и глядел в сторону.

— Стихи!..

Р. Джонс затрясся и засверкал глазками.

— Стихи ей писали?

— Ярдами, Дикки, ярдами! Видите, как я влип? Теперь, после Перси, такие дела вошли в моду. Прочтет объявление о помолвке — и все, конец! Наверное, только того и ждала. У нее все карты. Если в суде прочитают стихи, мне вообще придется уехать. А дома что будет! Отец меня убьет. Влип, ничего не скажешь.

— Что ж я могу сделать?

— Письма от нее получить! Я сижу в деревне. Потом, я вообще бы не справился. Тут нужен умный, бывалый человек.

— Спасибо за комплимент, только этого маловато. Вот вы говорили, пятьсот фунтов?..

— Говорил, говорил. Пожалуйста. Так вы пойдете? Хватит ей этого?