Что Кейти делала - [158]

— Мадемуазель, — горячилась хозяйка, — честное слово, уже четверо уехали из гостиницы из-за шума, который производит маленькая мисс. И другие уедут. Я не получу никаких доходов за эту зиму — никаких! — и будут говорить, что в «Дель Мондо» лихорадка, и никто больше не поедет ко мне. Полно других гостиниц и комнат, удобных — очень удобных! Я не допущу, чтобы целый сезон пропал для меня зря из-за этой болезни, нет, я не допущу!

Голос мадам Фрюлини опять срывался на крик.

— Замолчите! — сказала Кейти сурово. — Вы испугаете ребенка. Я сожалею, что вы лишитесь кого-то из постояльцев, мадам, но лихорадка здесь и мы здесь, и здесь мы должны оставаться, пока переезд будет представлять опасность. Мы не двинем ребенка с места, пока доктор не даст своего разрешения. Деньги — еще не все на свете! Миссис Эш возместит вам по справедливости ваши потери, но сейчас вы должны покинуть эту комнату и не возвращаться, пока не появится доктор Хилари.

Впоследствии Кейти никак не могла догадаться, откуда взялась у нее способность так долго и связно говорить по-французски. Она пыталась объяснить это тем, что волнение вдохновило ее на минуту, но как только эта минута прошла, вдохновение исчезло, оставив ее совершенно безмолвной и смущенной.

Кловер сказала, что ей этот случай напоминает библейское чудо с заговорившей ослицей Валаамаnote 180, и Кейти весело согласилась, что, вполне возможно, и с ней произошло то же самое и что ни в одну эпоху ни один осел на свете не был, вероятно, более благодарен Провидению, чем она, за неожиданно открывшийся дар речи.

— Дело не в деньгах — дело в моем престиже! — заявила хозяйка.

— Слава Богу! Доктор здесь, — воскликнула миссис Эш. Доктор, действительно, уже несколько мгновений стоял в дверях и слышал часть беседы Кейти с мадам Фрюлини. Рядом с ним стоял другой мужчина, при виде которого миссис Эш заплакала от радости. Это был — наконец-то! — ее брат.

Когда итальянец сталкивается с итальянцем, начинается состязание в употреблении бранных слов. Доктору Хилари не потребовалось и секунды, чтобы увлечь хозяйку в коридор, откуда было слышно, как они набрасываются друг на друга, словно два разъяренных кота. Шипение, громовые раскаты, захлебывающаяся речь, взаимные упреки и обвинения! В пять минут мадам Фрюлини была, метафорически выражаясь, поставлена на колени, и доктор, стоя над ней с обнаженным мечом, заставил ее взять обратно все ее слова и угрозы.

— Престиж твоей жалкой гостиницы! — гремел он. — Где будет этот престиж, если я возьму и расскажу англичанам и американцам — всем, кого я знаю, до одного! — как ты обошлась в своем доме с их соотечественницей! Как ты думаешь, очень поможет тебе твой престиж, если доктор Хилари поставит позорное клеймо на твою дверь? Я тебе говорю: не поможет! И в следующем году ни один иностранец не съест и тарелку макарон под твоей поганой крышей! Я пропечатаю тебя и твое поведение во всех иностранных газетах — в «Фигаро», и «Галиньяни», и в «Швейцарских ведомостях», и в той английской, которую читает вся аристократия, и в нью-йоркской «Геральдо», которую внимательно читают все американцы…

— О, доктор… простите меня… я сожалею, что сказала… я в отчаянии…

— Я развешу объявления на вокзалах, — неумолимо продолжал доктор, — я попрошу моих пациентов написать всем их друзьям и предостеречь их, чтобы они не останавливались в твоем полном блох «Дель Мондо». Я извещу все пароходные компании в Генуе и Неаполе. Ты увидишь, что из этого выйдет, — клянусь, увидишь!

Повергнув таким образом мадам Фрюлини во прах, доктор соблаговолил перевести дух и выслушать ее мольбы о пощаде, а вскоре снова появился в комнате вместе с ней, на этот раз рассыпающейся в извинениях и уверениях, что дамы неверно истолковали ее слова, что она хотела всем только добра, что у нее не было ни малейшего намерения обеспокоить или обидеть их и что сама она и весь персонал гостиницы к услугам «маленького ангела». После этого доктор с выражением презрительной терпимости отпустил ее и взялся за ручку двери, ведущей в комнату Эми. Дверь была заперта!

— Ах, я забыла! — воскликнула Кейти со смехом и достала ключ из кармана.

— Вы ге-ро-иня, мадемуазель! — сказал доктор. — Я видел, как вы стояли перед этой тигрицей, и глаза у вас были как у фехтовальщика, следящего за рапирой противника.

— О, она держалась так мужественно и так помогла мне! — воскликнула миссис Эш, порывисто целуя Кейти. — Ты, Нед, и представить не можешь, как она поддерживала меня вэти недели и как облегчала мою жизнь.

— Вполне могу, — заверил Нед, бросив полный теплоты и благодарности взгляд на Кейти. — Я охотно поверю всем добрым словам о мисс Карр.

— Но где же были вы все эти недели? — спросила Кейти, чувствуя себя смущенной этим потоком комплиментов. — Нас так удивляло, что от вас нет никаких известий.

— Я был в десятидневном отпуске и охотился на муфлоновnote 181 на Корсике, — объяснил мистер Уэрдингтон. — Телеграммы и письма Полли я получил лишь позавчера и отправился в Рим, как только смог получить разрешение продлить мой отпуск. Очень жаль, что я не мог приехать сразу. Я всегда буду сожалеть об этом.