Что это было? - [4]

Даже не буду пытаться описывать свои чувства в то мгновение, когда полностью загорелся газ. Наверное, я закричал от ужаса, поскольку менее чем через минуту моя комната заполнилась жильцами дома.

Теперь я содрогаюсь от одной только мысли об этом — я не увидел ничего! Да, одна моя рука мертвой хваткой держала дышащую, шевелящуюся телесную форму, а второй рукой я со всей силой сдавил горло, столь же теплое и явно телесное, как и мое собственное. Тем не менее, чувствуя в своих объятиях живое существо, его тело, прижатое к моему, в ярком свете сильной струи газа я не видел ничего.

Даже очертаний… Даже испарений!

До сих пор не могу осознать то положение, в котором я тогда оказался, не могу в деталях вспомнить этот поразительный случай. Воображение напрасно пытается разрешить этот парадокс.

Оно дышало. Я чувствовал своей щекой его теплое дыхание. Оно бешено вырывалось, у него были руки. Они хватали меня. Кожа была гладкой, как моя. Оно лежало, плотно прижатое ко мне, твердое, как камень, — и тем не менее полностью невидимое.

Удивительно, почему я тогда не упал в обморок и не сошел с ума. Наверное, меня спас какой-то чудесный инстинкт, поскольку вместо того, чтобы ослабить хватку, которой держал ужасную Загадку, я, казалось, обрел в этот ужасный момент дополнительные силы и так крепко сдавил невидимку, что почувствовал, как тот дрожит в агонии.

Как раз в этот момент в мою комнату вошел Хэммонд. Как только он увидел мое лицо, которое, как мне кажется, представляло собой ужасное зрелище, то бросился ко мне, воскликнув:

— Боже мой, Гарри, что случилось?!

— Хэммонд! Хэммонд! — кричал я — подойди сюда. О, это ужасно! Когда я лежал в постели, на меня напал тот, кого я сейчас держу в руках, но я его не вижу — не вижу!

Хэммонд, без сомнения, пораженный непритворным ужасом, написанным на моем лице, сделал один или два шага в мою сторону с беспокойным и озадаченным видом. Со стороны донеслось довольно четко различимое хихиканье. Этот сдавленный смешок взбесил меня.

Смеяться над человеком в моем положении! Это была наихудшая разновидность жестокости. Теперь я могу понять, почему вид человека, изо всех сил сражающегося, как может показаться, с пустым воздухом и зовущего на помощь в его борьбе с галлюцинацией, может показаться смешным и нелепым. Тогда мой гнев, направленный против этой смеющейся толпы, был столь велик, что, будь у меня силы, я бы прибил их всех на месте.

— Хэммонд! Хэм! — снова закричал я в отчаянии. — Ради Бога, подойди ко мне. Я не могу долго держать эту… эту тварь. Она меня пересиливает. Помоги! Помоги!

— Гарри, — вполголоса произнес Хэммонд, подойдя ко мне, — ты выкурил слишком много опиума.

— Клянусь тебе, Хэммонд, это не галлюцинация, — возразил я столь же тихо. — Разве ты не видишь, как у меня все тело сотрясается от его рывков! Если не веришь, убедись сам. Потрогай.

Хэммонд шагнул вперед и протянул руку к месту, которое я указал. Он издал дикий крик, полный ужаса. Он тоже ощутил его!

Через мгновение Хэммонд нашел где-то в моей комнате длинную веревку, а еще через мгновение уже обматывал и обвязывал ею невидимку, которого я держал в своих руках.

— Гарри, — произнес он хриплым, возбужденным голосом: хоть он и сохранял присутствие духа, но был глубоко взволнован. — Гарри, теперь все в порядке. — Отпусти его, дружище, если устал. Тварь не может двигаться.

Я был совершенно измучен и с удовольствием ослабил хватку.

Хэммонд стоял, держа в руке концы веревки, которой был связан невидимка, в то время как перед собой он видел лишь спутанную веревку, самостоятельно державшуюся в воздухе. Она туго стягивала вокруг себя пустое пространство. Я никогда не видел человека, охваченного таким благоговейным страхом. Тем не менее его лицо выражало все мужество и решимость, какими он только обладал. Его губы, хоть и побелевшие, были твердо сжаты, и даже на первый взгляд было ясно, что он, хоть и испуган, но не обескуражен.

Замешательство, смятение и ужас, распространившееся среди жильцов дома, которые стали свидетелями необычной сцены между Хэммондом и мною, наблюдавшими всю пантомиму связывания вырывавшегося невидимки, следившими за тем, как я чуть с ног не падаю от изнеможения, когда моя задача тюремщика была выполнена, — не поддаются описанию! Слабонервные сбежали. Немногие оставшиеся сбились в кучу около двери; их нельзя было заставить приблизиться к Хэммонду и его пленнику. Все же сквозь их ужас пробивалось недоверие. Им не хватало мужества, чтобы удовлетворить свое любопытство, но они все равно сомневались.

Напрасно я просил некоторых из своих соседей подойти поближе и на ощупь удостовериться в присутствии в этой комнате живого невидимки. Они не верили, но и не осмеливались рассеять сомнения. Как может осязаемое, живое, дышащее тело быть невидимым, вопрошали они. Мой ответ был следующим. Я дал знак Хэммонду, и мы вдвоем, борясь с боязливым отвращением от соприкосновения с невидимкой, подняли его, связанного, с пола и поднесли к моей кровати. Оно весило примерно столько же, сколько мальчик четырнадцати лет.

— Теперь, друзья мои, — произнес я, когда мы с Хэммондом подняли невидимку над кроватью, — я могу дать вам наглядное доказательство того, что здесь находится твердое весомое тело, которое вы, однако, не можете видеть. Будьте добры, посмотрите внимательно на поверхность постели.