Что день грядущий нам готовил? - [70]

Предсказание: Пять выходных на неделе и пенсия с сорока

За последние 80–90 лет традиционный воскресный выходной, день отдыха от трудов, постепенно трансформировался в двухдневный уик-энд. Примерно в этот же срок утвердилось понятие отпуска — революционное открытие того факта, что босс, оказывается, обязан платить работнику, даже если того нет на месте сколько-то будних дней в году. Появилось государственное пенсионное обеспечение: старики, будучи уже не в силах каждое утро заступать на работу, продолжали получать чеки на дому. Официальный рабочий день, некогда длившийся от летнего рассвета до заката, да и зимой обычно оставлявший время лишь на еду и недолгий сон, сократился сперва до двенадцати часов, затем до десяти и, наконец, остановился на восьмичасовой норме. А поскольку любым идеям свойственно развиваться, то и дальше, сочли наблюдатели, пойдет точно так же: постепенно все больше нашей свободы, которую прежде присваивал работодатель, станет принадлежать нам самим.

В наши дни, как они думали, не одна золотая молодежь, но и бухгалтеры, и даже строители будут отдыхать по пять дней в неделю, а на пенсию отправляться еще до седых волос. Или во всяком случае, продолжительность досуга сравняется с рабочим временем.

Этого не случилось. Очень многие нынешние труженики в молодом поколении, судя по всему, отдадут профессиональной карьере гораздо большую долю жизни, чем отцы и деды.

Убеждение, что прогресс позволит работать меньше, а получать больше, подогревалось в течение всего минувшего века. Восемьдесят лет назад Джон Кейнс предположил: поскольку удовлетворять материальные потребности благодаря развитию технологий становится все проще, то оставшиеся функциональные задачи общественного труда «размажутся тонким слоем» — настолько тонким, что стандартная рабочая неделя к началу XXI столетия усохнет до пятнадцати в среднем часов. Надо отдать теоретику должное: нечто в этом духе произошло еще при его жизни. В Соединенных Штатах 40-часовая неделя была введена во время Великой депрессии — явно с целью сохранить занятость как можно большему количеству людей: двое сменили одного, трудившегося 80 часов.

В 1960-е годы, когда началась автоматизация, а затем компьютеризация, наблюдатели предположили, что труд многих тысяч рабочих и служащих заменят машины. По тогдашнему прогнозу корпорации РЭНД, к началу будущего столетия для производства всех жизненных благ потребуются лишь два процента населения, и только «элитные профессионалы» смогут находить себе выгодные места.

Это «вытеснение бумажной работы», как предсказал в середине 1960-х исследователь корпорации «Ай-Би-Эм» Артур Сэмюэл, приведет через двадцать лет к появлению третьего выходного. Так думал не он один. В 1963 году строительный магнат Генри Кайзер заявил, что в следующем веке 30-часовая рабочая неделя станет нормой и большинство американских семей будет проводить на отпускных каникулах целый месяц. Четыре года спустя «Уолл-стрит джорнал» описывал наше столетие как семейную идиллию, когда мужчины благодаря урезанному рабочему графику смогут больше времени уделять женам (тогда еще не включившимся в нынешних масштабах в общественное производство). Министр сельского хозяйства Орвилл Фримен считал, что трудиться будем на треть меньше, чем в конце шестидесятых, но при этом зарабатывать больше. А специалисты Лесной службы США в середине семидесятых озаботились будущей нагрузкой на места отдыха: выходные, утверждали они, надо будет равномерно распределить по всей неделе. И еще множество прогнозистов повторяло в те времена, что, мол, рабочих дней останется два-три на неделе, максимум шесть месяцев в году, а зарплаты опять-таки более чем хватит на любые потребности.

И когда же можно окончательно удалиться на покой? Несомненно, задолго до наступления старости. Эдвард Беллами, например, рассчитал, что в наше время трудоспособный возраст будет начинаться в 21 год и заканчиваться в 47. В 1968 году проектировщик-градостроитель Уильям Уитон полагал, что работник за десятилетний срок полностью окупит расходы на свое жизнеобеспечение и половину зрелых лет проведет на пенсии. Историк Артур Шлезингер-младший серьезно опасался, что вынужденная праздность людей в расцвете сил создаст реальную угрозу обществу.

Тревоги ученого оказались надуманными. Сейчас во многих развитых странах наемный персонал имеет несколько недель ежегодного отпуска, не считая выходных и праздников. В Европе месячные каникулы не в диковинку; даже американцу вольно попросить прибавку свободного времени для ухода за младенцем или тяжелобольным и получить добро: по понятиям шестидесятых — наглость невообразимая. Франция, единственная из мировых лидеров экономики, не так давно установила у себя 35-часовую рабочую неделю. Но и там бизнес пытается отыграть назад, настойчиво сетуя устами лоббистов, что, мол, такое нововведение подрывает конкурентоспособность отечественных производителей (за годы после французской реформы никто в целом мире не подумал отступить по ее примеру от общей 40-часовой нормы).

И американцы, и многие другие в наше время трудятся так же долго и истово (если не больше), как их родители. Взамен обещанного роста реальных доходов средняя американская семья за последние 35 лет получила скорее их замораживание, хотя именно в это время миллионы женщин пошли работать. Вместо единственного кормильца, способного полностью обеспечить семью за 20–25 часов в неделю, сегодняшняя норма жизни — супружеская пара с двумя зарплатами, вкалывающая сверхурочно, чтоб расплатиться по кредитам и отложить на колледж для детей.