Что делать? - [46]
- Я-то ничего особенного, Марья Алексеевна, - а вот Вера Павловна что-то как бледна, - или мне так показалось?
- Верочка-то? С ней бывает.
- А может быть, мне так только показалось, - мне, признаюсь вам, от своих мыслей голова кругом идет.
- Да что же такое, Дмитрий Сергеевич? Уж не с невестой ли какая размолвка?
- Нет, Марья Алексеевна, невестой я доволен, а вот с родными хочу поссориться.
- Что это вы, батюшка, Дмитрий Сергеевич, как это можно с родными ссориться? Я об вас, батюшка, не так думала.
- Да нельзя, Марья Алексеевна: дурное семейство-то. Требуют от человека бог знает чего, чего он не в силах сделать.
- Это другое дело, Дмитрий Сергеевич. Всех не наградишь. Надо меру знать. Это точно. Ежели так, то есть по деньгам ссора, не могу вас осуждать.
- Позвольте мне быть невеждою, Марья Алексеевна, - я так расстроен, что надобно мне отдохнуть в приятном и уважаемом мною обществе, - а такого общества я нигде не нахожу, кроме как в вашем доме. Позвольте мне напроситься обедать у вас ныне и позвольте сделать некоторые поручения вашей Матрене, - кажется, тут есть недалеко погреб Денкера, - у Денкера вина не бог знает какие, но можно пить. {кажется ~ пить. - вписано.}
Лицо Марьи Алексеевны, сильно разъярившееся при первом слове про обед, сложило с себя решительный гнев при упоминании о Матрене и приняло выжидающий вид. "Посмотрим, голубчик, что от себя приложишь к обеду". Но Лопухов, вовсе {нимало} не смотря на ее лицо, уже вынул портсигар, оторвал {взял} клочок бумаги от какого-то письма, завалявшегося в нем, взял карандаш и уже писал.
- Если смею спросить, Марья Алексеевна, вы какое вино кушаете?
- Я, батюшка, Дмитрий Сергеевич, признаться вам сказать, мало знаю толку в вине, - почти что и не пью, не женское дело. ("Ну да, с первого дня по роже видел, что не пьешь".)
- Конечно так, Марья Алексеевна. Но мараскин даже девицы пьют, - вы мне позволите написать?
- Это что такое, Дмитрий Сергеевич?
- Просто не вино даже, можно сказать, а сироп.
Он вынул красненькую бумажку, - кажется, будет довольно. - Он повел глазами по записке, - на всякий случай, дам {Было начато: при} еще 5 рублей.
У Марьи Алексеевны глаза покрылись влагою, и лицом неудержимо овладела сладостнейшая улыбка.
- У вас ведь и кондитерская недалеко? Не знаю, найдется ли готовый пирог из грецких орехов, - на мой вкус, это самый лучший пирог, Марья Алексеевна. Но если нет такого - какой есть.
Он отправился в кухню {Он встал, направился в кухню} и послал Матрену делать закупки. {Далее начато: С полчаса или больше}
- Кутнем ныне, Марья Алексеевна. Хочу пропить ссору с родными. Почему не кутнуть, Марья Алексеевна? Дело с невестою к концу {на лад} идет. Тогда не так заживем - весело заживем, - правда, Марья Алексеевна?
- Правда, батюшка, Дмитрий Сергеевич. То-то я смотрю, что-то вы больно уж деньгами-то сорите, чего я {Далее начато: а. во б. от} не ждала, как от человека основательного. Видно, от невесты задаточек получили?
- Задаточка не получил, Марья Алексеевна. А если деньги завелись, {есть} то кутнуть можно. Что задаточек? Дело надо начистоту вести. Тут не об задаточке дело. {Текст: А если деньги ~ дело. - вписан.} Так я дело не поведу - не стану по кусочкам тянуть, - еще подозренье возбудишь, - да и неблагородно, Марья Алексеевна?
- Неблагородно, батюшка, Дмитрий Сергеевич, - точно неблагородно. По-моему, во всем надо благородство соблюдать. {Далее было: А мое благородство вот какое, Марья Алексеевна}
- Правда ваша, Марья Алексеевна.
С полчаса или три четверти часа, остававшиеся {Было начато: продол} до обеда, шел самым любезный разговор в этом роде о всяких благородных предметах, милых сердцу Марьи Алексеевны. Тут, между прочим, Дмитрий Сергеевич в порыве откровенности высказал, что свадьба {свадьба уже} его очень приблизилась в последнее время, и утешил Марью Алексеевну тем, что Вера Павлова скоро решится {даст} на замужество, - это он видит, {Далее было: потому, как она |вед] дер} - она ему ничего не говорила, но он видит.
- Ведь мы с вами, Марья Алексеевна, старые {терты} воробьи, нас {мне} не мякине не проведешь. Мне хоть лет и немного, а я тоже старый воробей тертый калач, - так ли, Марья Алексеевна?
- Так, батюшка, тертый калач, тертый калач.
Словом сказать, отрадное общество уважаемой Марьи Алексеевны так оживило Дмитрия Сергеевича, что куда девалась его грусть, - он был такой веселый, каким {что} его Марья Алексеевна еще никогда не видывала "Тонкая бестия, шельма этакий, - видно, схапал уж у невесты не одну тысячу, - а родные-то проведали, что он карман-то {руки} понабил, да и приступили, - а он им: нет, батюшка и матушка, как сын, я вас готов уважать, а денег у меня для вас нет. Экая шельма-то какая!" - Да, приятно беседовать с таким человеком, особенно когда, услышав, что Матрена воротилась, сбегаешь на кухню, сказавши, что идешь в свою спальную за носовым платком, и увидишь, что вина куплено на 10 р. 50 коп., - ведь третью долю, чать, только выпьем за обедом-то, - и кондитерский пирог в 2 рубля, - ну это, можно сказать, брошеные деньги - на пирог-то; но все же останется и пирог, - можно будет как-нибудь кумам подать вместо варенья. Все не в убыток, а в сбереженье.
Во второй том вошли роман «Пролог», написанный Н. Г. Чернышевским в сибирской ссылке в 1864 году и пьеса-аллегория «Мастерица варить кашу», написанная в период пребывания в Александровском заводе.http://ruslit.traumlibrary.net.
Русская литературная критика рождалась вместе с русской литературой пушкинской и послепушкинской эпохи. Блестящими критиками были уже Карамзин и Жуковский, но лишь с явлением Белинского наша критика становится тем, чем она и являлась весь свой «золотой век» – не просто «умным» мнением и суждением о литературе, не просто индивидуальной или коллективной «теорией», но самим воздухом литературной жизни. Эта книга окажет несомненную помощь учащимся и педагогам в изучении школьного курса русской литературы XIX – начала XX века.
«Исторические обстоятельства развили в нас добродетели чисто пассивные, как, например, долготерпение, переносливость к лишениям и всяким невзгодам. В сентиментальном отношении эти качества очень хороши, и нет сомнения, что они очень удобны для людей, пользующихся ими к своей выгоде; но для деятельности пассивные добродетели никуда не годятся», – писал Н.Г. Чернышевский. Один из самых ярких публицистов в истории России, автор знаменитого романа «Что делать?» Чернышевский много размышлял о «привычках и обстоятельствах» российской жизни, об основных чертах русской нации.
В первый том Собрания сочинений русского революционера и мыслителя, писателя, экономиста, философа Н.Г. Чернышевского (1828–1889) вошел роман «Что делать?», написанный им во время заключения в Алексеевском равелине Петропавловской крепости.http://ruslit.traumlibrary.net.
Н. Г. ЧернышевскийПолное собрание сочинений в пятнадцати томах.
«Нельзя сказать, чтобы попытки сделать это были очень удачны. Причина неудовлетворительности их отчасти заключается в том, что талант графа Толстого быстро развивается, и почти каждое новое произведение обнаруживает в нем новые черты. Конечно, все, что сказал бы кто-нибудь о Гоголе после «Миргорода», оказалось бы недостаточным после «Ревизора», и суждения, высказавшиеся о г. Тургеневе, как авторе «Андрея Колосова» и «Хоря и Калиныча», надобно было во многом изменять и дополнять, когда явились его «Записки охотника», как и эти суждения оказались недостаточными, когда он написал новые повести, отличающиеся новыми достоинствами…».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Второй том собрания сочинений классика Серебряного века Бориса Зайцева (1881–1972) представляет произведения рубежного периода – те, что были созданы в канун социальных потрясений в России 1917 г., и те, что составили его первые книги в изгнании после 1922 г. Время «тихих зорь» и надмирного счастья людей, взорванное войнами и кровавыми переворотами, – вот главная тема размышлений писателя в таких шедеврах, как повесть «Голубая звезда», рассказы-поэмы «Улица св. Николая», «Уединение», «Белый свет», трагичные новеллы «Странное путешествие», «Авдотья-смерть», «Николай Калифорнийский». В приложениях публикуются мемуарные очерки писателя и статья «поэта критики» Ю.