Чти веру свою - [12]

— Спасибо, добрый человек, — сказала Катерина. — Таких, как вы, сейчас мало. И взял, и рассказал, и привез, и денег не берете. Вас нам сам бог послал.

— Бог не бог, а помогать друг другу надо. Не мне судить, какой я. Но знаю, хороших людей много на земле. И я их немало повидал. Думаю, вы — тоже. Правда, отец? — шофер вдруг обратился к старику.

Ефим, соглашаясь, кивнул.

— Бывайте, — сказал водитель и легко для своих далеко не молодых лет вскочил в кабину, посигналил, поехал.

Света и Петька помахали машине вслед.

— Познакомились? — спросил Ефим, подойдя к телеге, подсаживая на нее Петьку, и словно подтвердил слова Катерины: — Сразу видно, хороший человек.

— Еще бы! — согласилась Надежда. — И хороший, и говорит, что како­го-то старика часто подвозит в город, забирает его возле кошарской дороги. А потом из города везет назад. А тот старик, чтобы ты знал, дядя Ефим, похож на Иосифа Кучинского.

— Что ты говоришь?! — воскликнул Ефим. — Вы его видели? Говорили с ним?.. Значит, жив Иосиф, жив...

— Видели. Я-то его не видела, — сказала Надежда. — Катя видела. — И обращаясь к ней, будто потребовала: — Говори!

— А что говорить? — вздохнула Катерина. — Видеть-то видела, а толку? Ну, похож на дядю Иосифа. Подаяния просил. Я к нему: дядя, дядя!.. А он: «Ошиблись...»

— Так, может, ошиблась?

— Может быть. Шофер говорил, что того старика Антоном зовут.

— Антоном? Ну, тогда ошиблась, — тяжело вздохнул Ефим. — Никак это Антон, хозяин Кошары. Но если не Иосиф, так пусть бы Антон. И тот, и этот мне ох как нужны! Даже не знаю, кто больше. Кажется, я вам про него, хозяина Кошары, как-то рассказывал. В молодости я у него работал. Стоящий человек. Крепкий был хозяин. Но раскулачили, сослали вместе с семьей. Детишек у него было много. Двое первенцев старше, чем мои ребя­та, а за ними — целый выводок, мал мала меньше. Наверное, с дюжину... Знать, выжил, вернулся.

— А еще говорил шофер, — продолжала Катерина, — а он человек раз­говорчивый, и фамилия у него Говорков, — что у Антона умерла хозяйка. Вернулся, говоришь... А потом Говорков сказывал — года два тому отку­да-то вернулась его хозяйка. Может быть, из Неметчины. А может, еще из каких мест.

— Да, была у Антона хозяйка. Но здесь что-то не вяжется. Получается, что жил без нее два года? Хотя всякое может быть: сослали, жили в ссылке, затем оправдали, он поехал посмотреть, стоит ли домой возвращаться, а она там от него вестей ждала. Но все же, наверное, обозналась ты, Катенька.

— И я говорю, наверное, обозналась.

Не спеша разместились на телеге. Женщины и Света сели сзади. Ефим пристроился впереди, посадил на колени Петьку, сказал:

— Нокать, внучок, будешь.

— А хворостинка? — спросил тот.

— Хворостинки не надо. Тихо поедем. Вечереет. В колее корни перепле­лись, узлов не счесть. Не надо, чтобы Буланчик ноги поранил.

— Но, но! — крикнул Петька.

Конь легко тронулся, колеса громко застучали по сухим корням.

Молчали. Все думали об одном: неужто Катя видела Иосифа? Если его, значит, жив! А это круто меняет жизнь сельчан.

— Вот что, девчата, — вдруг сказал Ефим. — Не я буду, если не узнаю, Антон это или Иосиф. Вы мне будто факел в душу бросили. Все пылает, спасу нет. Об Антоне подумаю — не становится легче. Хотя, вряд ли это он — еще никто из тех, кого раскулачивали и кого я знаю, назад не вернулся. Не слышно пока, чтобы их простили.

— Успокойся, дядя Ефим, — сказала Надя. — Волнуйся — не волнуйся, ничего не изменишь. Нам тоже не по себе: он — не он. Мы не хотели, чтобы ты расстраивался. Что, нужно было молчать?

— Нет, правильно сделали, что сказали, — глухо проговорил старик. — Догадка одна у меня возникла насчет Иосифа. Я когда-то ему о Кошаре рас­сказывал. Намного раньше, чем вам. В коллективизацию, тогда мы с ним дружили.

Он умолк, задумался, что-то вспоминал.

— Вон оно что, — сказала Надежда. — Может быть...

— Нет, кажется, я не говорил ему, как звали хозяина хутора. Тогда Иоси­фу было не важно, как зовут человека, которому нужно помочь. И мне тоже. Тревожило и меня, и его, что многодетную семью сняли с места, лишили крова да за ее труды вона куда погнали — на край света. Мы уже знали, куда гонят раскулаченных — в гиблые края... А может, и говорил, ведь Антон бли­зок мне был. И детишек его я знал. И хозяйку. Словом, мне обязательно надо добраться в Кошару.

— Ну да, доберешься ты. Как? Один? Кто туда с тобой пойдет? Мужики заняты — и сенокос, и стройка. Нет, одного мы тебя не пустим, дядь Ефим, — сказала Надя. — Потерпи малость, осенью вольней будет. Да и захотят ли мужчины об Иосифе слышать...

— Пустим, не пустим, пока помолчите, — раздраженно сказал ста­рик. — Захотят ли? Я — хочу! Конечно, надобно все хорошенько обдумать, прежде чем пойти туда. Дело непростое, но и медлить нельзя. Мало ли что может быть. Вишь, подаяния просит. Кто? Иосиф? Антон? Кто бы ни был — неспроста просит. — И вдруг, обращаясь к Петьке, добавил: — Нокай, вну­чок, нокай!..

5

Обдумать, конечно же, было что...

Иосиф Кучинский исчез из деревни в начале мая 1945 года. Исчез именно тогда, когда взорвалась дамба, отделявшая деревню от реки. А эта насыпь из цемента, песка и щебня несколько лет надежно сдерживала весенние паводки, отбрасывала от Гуды большую воду, приходившую сюда из далеких и ближ­них возвышенностей, рек и речушек, выше деревни впадающих в Дубосну. И взрыв дамбы был покрыт тайной...