Чрезвычайные обстоятельства - [7]
Так он просидел очень долго. Заныли ноги в мокрых портянках, нос заложило.
Тяжело, будто во сне, Кротов думал о близнецах: как там они без него будут — наверно, и не вспомнят, подросши. Думал о Лене. Как ей, бедной, досталось с ним: то маялись без квартиры по общежитиям, то малыши болели, а теперь только начали жить как следует — так вот беда!
И он-то сам… Разве время ему погибать — двадцати четырех лет, только-только нашедшему дорогу… Еще ничего он толком не успел сделать ни себе, ни людям. И следа никакого на земле не оставил…
Пойдет плывун — и словно бы никогда не было на свете такого человека, Петра Кротова…
Эта мысль потрясла Кротова.
Ему вдруг подумалось, что люди, откопавшие шестой штрек, никогда не узнают, как он провел эти последние минуты… Нет, даже не это… Они поймут, узнают, что он струсил. Ведь он струсил, струсил, раз сидит вот так, сложа руки, и ждет смерти!..
Какая-то властная сила заставила его подняться на ноги и двинуться, неведомо зачем, в глубь штрека.
Вспомнилась отцова поговорка, старая солдатская поговорка: «Кто умирает, приняв пулю в спину, а кто — в грудь!»
Ну, так пусть будет пуля в грудь! Пусть знают, что он не был трусом, шахтер Кротов!
Если бы у него был мел, надпись бы сделал, как в книжке: «Погибаю, но не сдаюсь!»
Но мела нет, а углем на угле не напишешь… Да и что писать? Надо сделать что-то, надо драться!
Под ногу подвернулась толстая лесина.
«Перемычка!» — мелькнуло в мозгу.
Да, конечно же, перемычка! Он построит ее, он — в силах. И леса ему хватит — вон стойки лежат… И еще из рам повыбивать можно!
Торопливо, будто спеша наверстать упущенное, принялся Кротов выбивать из крепежных рам лесины, подтаскивать их к завалу, складывать в штабель, пригоняя одну к другой…
Это была тяжелейшая работа, но он не замечал ее тяжести; это была разрядка после долгих часов отчаяния; надежда, радостная, как само спасение!
Удивительная работа у горноспасателей! В несколько грозных минут — в огне и дыму подземного пожара или, как сейчас, у завала — они должны показать все, что накоплено годами: силу, мастерство, отвагу. Ради этих минут или часов горноспасатель жил, работал, учился.
Целый месяц, или два, или полгода горноспасатель может не быть в «настоящем деле». Опытный горняк, доказавший свое шахтерское мастерство, обязательно обладающий «водолазным здоровьем», попав в горноспасательную часть, сперва недоумевает. Зачем его оторвали от живого дела — от врубовки или комбайна? Для чего заставляют заниматься чуть ли не цирковой гимнастикой, пыхтя бегать в тяжелом респираторе, потеть за ученической партой, зазубривать горные планы ближних шахт.
А потом — «дело»… Ночью заливается тревожный звонок. И, пружиной вскочив, горноспасатель точными, выверенными до секунд движениями одевается. Все рассчитано заранее: свесив ноги с кровати, он должен попасть в сапоги; гимнастерка натягивается уже на ходу; ремень лежит в фуражке, фуражка — на тумбочке у дверей. От дома до гаража — десяток шагов (горноспасателям положено жить при отряде)… И вот уже взвыли сирены тяжелых машин. В путь!
Навстречу опасности, откуда в ужасе бегут другие, — вот именно туда лежит путь горноспасателя. Но зато каждый раз он обретает новых друзей, кровью с ним спаянных, жизнью ему обязанных. Нет, эти минуты окупят любой год…
Горноспасатели, вооруженные отбойными молотками, упрямо пробивались в обход к вентиляционному. Чем дальше уходили они от штрека, от компрессоров, питавших их оружие, тем труднее было работать.
— Воздух! — кричали они, перекрывая неровный стук дрожащих, рвущихся из рук молотков. — Воздух!..
— Будет воздух без перебоев! Новый компрессор ставим, — заверил Гаврилюка, командира горноспасателей, подоспевший Синица.
Только что он выяснил, что начальство считает завал несчастной случайностью, которую нельзя было предусмотреть, и потому настроение его заметно улучшилось. Ему хотелось разговаривать, рассказывать, общаться…
— Я удивляюсь вам, товарищ Гаврилюк… — благосклонно заметил он. — Почему вы согласились идти к шестому? Ведь вы сами говорили, что нельзя рисковать шестью жизнями ради одной. Людей жалеть надо!..
— Послушайте… Занимайтесь своим делом! — невежливо буркнул усатый Гаврилюк и, прихрамывая, отошел.
Ему неприятно было вспоминать свой утренний спор с Драгунским. И эта походя брошенная фраза Синицы — «Людей жалеть надо!» — многое ему напомнила.
Гаврилюк даже машинально погладил рубец на виске — давнюю отметку, оставшуюся после первого его «дела». Да, именно эту историю напоминала командиру фраза сердобольного инженера…
Было это в тридцать третьем году, почти четверть века назад. Юный техник Гаврилюк работал тогда механиком в Донбассе на шахте «Смолянка».
Однажды осматривал он в лаве конвейер. Вдруг… адский грохот. От забоя, что-то крича и размахивая лампочками, побежали люди. Страх в мгновение ока поднял механика с места и заставил кубарем скатиться вниз. И где-то у самых люков, у выхода на штрек, к спасению, — его догнал чей-то отчаянный вопль:
«Шахтеры! Шахтеры! Помоги-и-и!»
Гаврилюк остановился и медленно двинулся обратно. Внезапно отяжелевшее, словно налитое свинцом тело не хотело повиноваться.
Писатель Илья Зверев умер, когда ему не исполнилось и сорока лет.Произведения его исследуют широкие пласты жизни нашего общества пятидесятых и первой половины шестидесятых годов.В повестях «Она и он», «Романтика для взрослых», в многочисленных рассказах, в публицистических очерках писатель рассказывает о людях разных судеб и профессий. Его герои — крестьяне, шахтеры, школьники. Но о чем бы ни шел разговор, он всегда одинаково важен и интересен читателю: это разговор о мужестве и доброте.Прекрасное качество пера Ильи Зверева — отсутствие какой бы то ни было назидательности, скучного поучительства. Писатель пишет интересно, увлекательно и весело.Собранные воедино произведения, публиковавшиеся прежде в разных книгах, позволяют читателю с особенной полнотой ощутить своеобразие творчества Ильи Зверева.
Илья Зверев (1926–1966) родился в г. Александрии, на Украине. Детство провел в Донбассе, юность — в Сибири. Работал, учился в вечернем институте, был журналистом. В 1948 году выпустил первую книгу путевых очерков.Илья Зверев — автор многих книг («Ничего особенного», «Государственные и обыкновенные соображения Саши Синева», «Все дни, включая воскресенье…», «Второе апреля», «Трамвайный закон» и др.). Широкому кругу читателей известны его рассказы и повести, опубликованные в журналах «Знамя» и «Юность». По его произведениям сделаны кинофильмы и спектакли («Непридуманная история», «Второе апреля», «Романтика для взрослых»).Писатель исследует широкие пласты жизни нашего общества пятидесятых и первой половины шестидесятых годов.В повестях «Она и он», «Романтика для взрослых», в публицистических очерках рассказывается о людях разных судеб и профессий.
Герои произведений, входящих в книгу, — художники, строители, молодые рабочие, студенты. Это очень разные люди, но показаны они в те моменты, когда решают важнейший для себя вопрос о творческом содержании собственной жизни.Этот вопрос решает молодой рабочий — герой повести «Легенда о Ричарде Тишкове», у которого вдруг открылся музыкальный талант и который не сразу понял, что талант несет с собой не только радость, но и большую ответственность.Рассказы, входящие в сборник, посвящены врачам, геологам архитекторам, студентам, но одно объединяет их — все они о молодежи.
Семнадцатилетняя Наташа Власова приехала в Москву одна. Отец ее не доехал до Самары— умер от тифа, мать от преждевременных родов истекла кровью в неуклюжей телеге. Лошадь не дотянула скарб до железной дороги, пала. А тринадцатилетний брат по дороге пропал без вести. Вот она сидит на маленьком узелке, засунув руки в рукава, дрожит от холода…
Советские геологи помогают Китаю разведать полезные ископаемые в Тибете. Случайно узнают об авиакатастрофе и связанном с ней некоем артефакте. После долгих поисков обнаружено послание внеземной цивилизации. Особенно поражает невероятное для 50-х годов описание мобильного телефона со скайпом.Журнал "Дон" 1957 г., № 3, 69-93.
Мамин-Сибиряк — подлинно народный писатель. В своих произведениях он проникновенно и правдиво отразил дух русского народа, его вековую судьбу, национальные его особенности — мощь, размах, трудолюбие, любовь к жизни, жизнерадостность. Мамин-Сибиряк — один из самых оптимистических писателей своей эпохи.Собрание сочинений в десяти томах. В первый том вошли рассказы и очерки 1881–1884 гг.: «Сестры», «В камнях», «На рубеже Азии», «Все мы хлеб едим…», «В горах» и «Золотая ночь».
«Кто-то долго скребся в дверь.Андрей несколько раз отрывался от чтения и прислушивался.Иногда ему казалось, что он слышит, как трогают скобу…Наконец дверь медленно открылась, и в комнату проскользнул тип в рваной телогрейке. От него несло тройным одеколоном и застоялым перегаром.Андрей быстро захлопнул книгу и отвернулся к стенке…».