Чревовещатель - [90]

– Ах! Вы знаете, что нежность, долю которой вы просите, принадлежит вам безраздельно.

Произнеся эти слова, она тут же пожалела об этом. Она выдала свои чистые, целомудренные чувства. Стыд охватил ее, она быстро отвернулась и спрятала в подушках вспыхнувшее лицо. Жорж питал страсть слишком глубокую и слишком чистую, для того чтобы воспользоваться этим признанием. Он сказал взволнованно:

– Отринем печальное прошлое и оставим в стороне неприятные воспоминания. Будущее принадлежит нам.

Госпожа Метцер приподняла голову и, бросив на Жоржа взгляд, исполненный признательности, прошептала:

– Что мы будем делать?

Лейтенант объяснил, что он видит спасение Леониды только в разводе, и мы не удивим наших читателей, сказав, что он без труда убедил в этом молодую женщину.

– Да, — ответила она, — вы правы. Вы показываете мне единственно честный путь, открытый мне. Но я не хочу огласки. Я умру от стыда, я чувствую, если обо мне скажут: «Эта женщина бросила мужа, чтобы следовать за любовником!» Я вернусь в Алжир в дом моего мужа и выйду оттуда, высоко подняв голову, когда судьи позволят мне укрыться в монастыре до тех пор, пока их вердикт не сделает меня свободной.

Уверенность госпожи Метцер была заразительной. Притом Жорж был убежден, что позволение удалиться в монастырь будет дано молодой женщине незамедлительно. Но каким образом ей вернуться в Алжир и поселиться в супружеском жилище? Было два способа: или нанять экипаж, или занять место в дилижансе, разумеется, если там не окажется Даниеля, погнавшегося за женой. Жорж отправился искать экипаж. Проходя через двор, он увидел, что конюхи и слуги тащат за ворот и угощают пинками какого-то негодяя подозрительной наружности, которого они нашли в конюшне, где находились свежие лошади для конвоя дилижанса.

– Ты забрался к нам воровать овес, мерзавец! — кричал слуга. — Чтобы духу твоего здесь не было!

Бродяга бросился бежать. Лейтенант ушел из гостиницы, не обратив внимания на эту сцену. Он обошел городок и вскоре убедился, что никто не повезет, даже за значительную сумму, госпожу Метцер в Алжир. Недавнее нападение разбойников внушало всем в провинции страх. Оставался только дилижанс. Выехав из Блида на рассвете, он должен был приехать на почтовую станцию около полудня, сменить лошадей и к ночи прибыть в Алжир. Жорж пришел сообщить Леониде о результате своих поисков.

– Решено, — ответила она, — я поеду в дилижансе. Но, если не будет места или, к несчастью, мой муж окажется среди пассажиров, тогда как быть?

– Я буду сопровождать конвой до самого Алжира.

– А разбойники?

– После заката их опасаться нечего. Ночью грабителей не бывает, в это время никто не ездит. А присутствие господина Метцера в дилижансе кажется мне невероятным. Он теперь в Буджареке ухаживает за Ришаром Эллио, если я не совсем удавил негодяя.

– Господь не допустит смерти грешника, — прошептала Леонида.

– Да, с условием, что грешник раскается, а я ручаюсь, что Ришар Эллио умрет неисправимым негодяем.

– Нельзя ли достать мне вуаль? — спросила молодая женщина.

– Конечно, можно, сейчас схожу.

Жорж вышел и купил несколько метров газовой ткани. Вернувшись, он зашел в хлев, где отдыхал Али. Добрый конь радостно заржал, увидев хозяина. Его черная шелковистая шерсть блестела, как атлас. Несколько часов отдыха изгладили всякий след усталости.

– Этот славный конь способен следовать за конвоем, — прошептал Жорж.

Он вернулся к Леониде и разделил с ней трапезу. Вскоре звон бубенчиков возвестил о прибытии дилижанса, который остановился у гостиницы на полчаса, чтобы дать время путникам и конвойным позавтракать. Жорж расстался с Леонидой и, надев большую соломенную шляпу, скрывавшую его лицо, пошел собирать сведения. Даниеля Метцера не было среди пассажиров, а в купе оставалось одно свободное место. Лейтенант взял его. Он расплатился в гостинице, сам оседлал Али и вернулся к госпоже Метцер. Десять минут спустя молодая женщина, обернув голову газовой тканью, села в купе, офицер вскочил в седло, представился начальнику конвоя и занял место между всадниками. Кучер щелкнул кнутом, бубенчики забренчали, и дилижанс тронулся в путь.

Первые две трети пути все шло хорошо. Но вдруг, без всякой видимой причины, одна из лошадей конвоя начала беситься. Она умчалась вместе со своим всадником, изумленным этим припадком бешенства. Через несколько минут галопа она вдруг остановилась, липкий пот покрыл ее тело, ноги задрожали, она грохнулась наземь в страшных судорогах и умерла. Жорж и начальник конвоя спешились и осмотрели труп лошади.

– Посмотрите, господин лейтенант, — сказал унтер-офицер, показывая на челюсти мертвой лошади, — что это значит?

Язык и десны лошади были черными, нёбо налилось кровью и растрескалось, будто прижженное раскаленным железом.

– Очень странно! — пролепетал Жорж. — Что это за страшная болезнь?

– Похоже на отравление, — продолжал унтер-офицер.

С мертвой лошади сняли сбрую и положили в багаж, и дилижанс опять двинулся в путь. Жорж чувствовал беспокойство, но говорил себе: «Возможно, это случайность». Но через четверть часа и лошадь унтер-офицера обнаружила признаки бешенства, тоже помчалась, тоже упала и умерла.