Чокнутые - [3]

Дорогу пересекала быстрая неширокая речушка. Через нее было перекинуто некое строение, напоминающее мост. На берегу у моста стоял шалаш. У шалаша человек могучего телосложения доил грязную козу диковатого вида. Рядом лежали два мельничных жернова, соединенные длинным железным ломом.

Но вот гигант услышал скрип колес, чавканье лошадиных копыт, вскрикивание ямщика и сказал козе:

– Вот, Фрося, и наш рупь едет. Надо размяться.

Он встал, присел пару раз, легко выжал над головой чудовищную штангу из жерновов и отхлебнул козьего молока.

Из-за поворота показалась пролетка Герстнера и Родика. У моста ямщик осадил лошадей.

– Что встали? – поинтересовался Родик.

– Дальше никак, барин. Дальше – рупь, – пояснил ямщик и крикнул: – Эй, Федор!

– Чаво?

– Не видишь «чаво»? Это, ваши благородия, Федор. При мосте живет и при [cedilla]м кормится. Потому как без его ни в жисть не проехать.

– Вот уж точно – кошелек или жизнь, – вздохнул Родик.

– Не, барин, ему только рупь нужон, – сказал ямщик.

Герстнер полез было за кошельком, но Родик остановил его:

– У меня для таких дел специально рубль припасен, Антон Францевич. – Вытащил серебряный рубль: – Держи, Голиаф!

Федор поймал рубль, засунул его за щеку, сбросил портки, рубаху и в одних подштанниках полез в воду.

Зашел под мост и принял его на свои могучие плечи.

– Ехай живее! Закочанеешь тут! – крикнул он из-под моста.

Лошади опасливо ступили на неверный настил. Когда пролетка достигла середины моста, Федору пришло в голову проверить рубль на зуб. Он вытащил его изо рта, прикусил и завопил возмущенно:

– Фальшивый!!!

Зашвырнул неправильный рубль далеко в воду и вышел из-под моста.

Мост рухнул, а вместе с ним в воду полетели лошади, повозка, багаж, Отто Франц фон Герстнер, возница и отставной корнет Родион Иванович Кирюхин…

Деревянные обломки моста плыли по реке. Бились в воде лошади. Герстнер уцепился за колесо перевернутой кибитки – колесо вертелось, и Герстнер судорожно перебирал спицы.

Неподалеку вынырнул Родик, захлебываясь, восторженно прокричал:

– Антон Францыч!.. Я вот о чем подумал… Такой человек нам просто необходим!..

Тайный и очень озябший агент Тихон Зайцев сидел за кустом и наблюдал в подзорную трубу за колымагой, на запятках которой была приторочена штанга силача Федора.

Колымага проехала. Тихон отвинтил окуляр у подзорной трубы, налил в него из трубы порцию водки и выпил для согрева. Закусил близвисящим листочком и стал писать донесение:

«Сикретно. Его сиятельству графу Бенкендорфу. Настоящим доношу, что в экипаж господина Герстнера был взят вольноотпущенный крестьянин Федор. Служил в батраках на мельнице. Из-за неуплаты ему заработанных денег побил мельнику лицо, забрал в счет жалованья мельничные жернова и совместно с козой Ефросиньей открыл собственное дело при разрушенном мосте…»

Теперь в колымаге ехали четверо – Герстнер, Родик, Федор и коза Фрося. Коза злобно блеяла и пыталась кого-нибудь укусить.

– Не коза, а стерва какая-то! – в сердцах сказал Родик.

– Не, Родион Иваныч, она вообще-то животная добрая. – Федор мягко погладил Фросю. – Только нервная очень. Шутка ли, два года мы с ей при этом мосте состояли! Поневоле озвереешь. Таперича ей повеселее будет – как вашу железную дорогу соорудим, я сразу же в цирк подамся – «Силовой аттракцион Джакомо Пиранделло»…

– Как?! – поразился Герстнер.

– Джакомо Пиранделло. Это мне один проезжий барин такое звание сочинил. Так, говорит, будет красивше. Я его за это без рубля через мост переправил.

– А коза тебе зачем, Пиранделло? – спросил Родик.

– Козье молоко силу дает, Родион Иваныч. И потом, с ей не скушно. Все-таки живая тварь рядом…

– А Герстнер едет и едет в Петербург! – Князь Меншиков раздраженно передвинул флажок на карте. – По нашим дорогам, в наших экипажах, на наших лошадях! Фантастика!.. Вот и Потоцкий вернулся ни с чем. Спасибо, что деньги привез обратно…

– За кого вы меня принимаете? – возмутился Потоцкий.

– Быть может, не давать Герстнеру лошадей? – спросил Татищев.

– Он иностранец, – возразил Бутурлин. – Или вы хотите, чтобы о нас там говорили черт знает что?

– Боже мой! – вздохнул Воронцов-Дашков. – До каких же пор мы будем вылизывать задницы итальянским тенорам и в пояс кланяться заезжим немецким парикмахерам? Откуда же в нас это отвратительное, унизительное, отнюдь не русское качество?! Все боимся, что про нас «там» кто-то что-то скажет! Ну нельзя так, господа! Ну побольше к себе уважения…

– И в кнуты его!!! – закричал Потоцкий. – Да так, чтобы живого места не осталось!..

– Вы, граф, в своем уме? – спросил его Бутурлин.

Но светлей ший отреагировал несколько иначе:

– А что? Не грех басурмана и попугать. А может быть, и поучить слегка. Для острастки. И по всему пути его следования распорядиться – лошадей не давать. Глядишь, безлошадный да пуганый – и повернет обратно! Неплохо, неплохо…

Катила наша колымага сквозь лес по проселку, и вдруг прямо перед лошадиными мордами рухнуло огромное дерево и перегородило дорогу. С криком и улюлюканьем выбежали десятка два мужиков с бандитскими мордами. У каждого за поясом ямщицкий кнут, в руках вилы, колья…

– А ну, вылазь, сучье племя! – закричал главарь.