Чо-Ойю - Милость богов - [34]

Следующий день был не очень хорошим. Небо хотя и было безоблачным, но через гребень дул холодный штормовой ветер. Конечно, было заманчиво сидеть в палатке и ждать хорошей погоды, но мы не могли поступать так безответственно. Гельмут безусловно уже направил к нам шерпов с грузами – пора устанавливать лагерь III. Еще три дня назад, 30 сентября, я с одним шерпом направил ему весьма оптимистическое письмо, прося его снять базовый лагерь и доставить все необходимое в лагерь I: «Дорогой Гельмут! – писал я. – Надеюсь, что ты уже выздоровел. Похоже, что мы нашли короткий маршрут, не требующий много времени для прохождения. Для этого надо: 1) доставить все палатки в лагерь I. В базовом лагере оставить в каменной пещере только продукты; 2) срочно доставить в лагерь I: 1 канистру бензина, много консервов, чай, какао, цзамбу и виноградный сок (муку, картофель и керосин не нужно). Как только придешь в лагерь I, будем иметь хорошую связь, ибо к нему можно быстро спуститься. Медикаменты также пришли в лагерь I. Мы постараемся высвободить как можно больше шерпов для переноски базового лагеря в лагерь I. Все это несколько неожиданно, но не исключена возможность удачи. Надеемся тебя скоро увидеть. Сейчас находимся в лагере II, примерно на высоте 6200 метров. Завтра думаем установить лагерь III на высоте 6700 метров. С сердечным приветом, до скорого свидания, Герберт».

«P. S. Сепп чувствует себя плохо и завтра спускается в лагерь I. Приходи, пожалуйста, и ты туда с основными продуктами и палатками. Большое спасибо за все. Нам очень нужен бензин».

Гельмут к этому времени, видимо, уже выполнил большинство моих просьб, изложенных в письме, и наступило время действовать.

Каждый выход из лагеря вызывает у меня всегда множество ощущений, их выяснением я занимаюсь во время марша. Очень большая разница – остаются палатки после ночевки на месте или они снимаются.

Если они остаются, то как бы подкрепляют чувство, что есть надежная защита, куда всегда можно возвратиться и найти приют. Тонкая материя палатки превращается в символ безопасности.

К сожалению, нам нужно быстро снимать палатки и брать их с собой. Это имеет еще одно неудобство – последние минуты перед выходом находишься на холоде беззащитным. Стоишь на ветру, а там, где еще недавно был «домашний очаг», лежит грязный спрессованный снег и пустые консервные банки. Грусть, которая обычно появляется,– когда покидаешь приятное место, охватывает всех. Кроме того, начинаешь думать о неожиданностях наступающего дня и о неподготовленном возвращении. Теперь можно полагаться только на себя и своих друзей. Палатки уже перестали быть точками надежного приюта на бескрайних снежных полях, а стали частью тяжелого груза, который мы тащим с собой.

Следы, проложенные несколько дней назад Пазангом, Сеппом и мной, оказали нам большую помощь. Главное в том, что нам не нужно искать дорогу, думать о выборе пути: ноги одни выполняли всю тяжелую работу. Имеется след, и нам нужно только идти по нему, пока он не кончится. Это очень примитивная задача, но мы, как я уже говорил, идем на высоте более 6000 м.

Мы шли без веревки, иногда находились очень далеко друг от друга, но во время отдыха обязательно оказывались все вместе. Ни у кого нет сил и энергии пройти мимо отдыхающей группы, если он уже догнал ее. Каждый рад, если у него есть повод броситься рядом с отдыхающим в снег и перевести дыхание.

В середине дня следы кончились. Возможно, что лучше было подняться еще на несколько сот метров и разбить палатки непосредственно под ледопадом. Тогда мы были бы значительно ближе к выполнению поставленной задачи.

Но еще в Европе из сообщений Э. Шиптона мы узнали, что именно здесь, у ледопада, возникает главная проблема восхождения на Чо-Ойю. Шиптон об этом писал: «Но на высоте 2250 футов они (т. е. Хиллари, Лоу, Эванс, Бурдиллон, Грегори и Секорд) натолкнулись на гигантский барьер ледопадов, окружающий вершину.

…Нам было ясно, что для преодоления этого препятствия и для прокладки маршрута потребуется минимум недели две. Это вызовет необходимость доставки большого количества продуктов питания и снаряжения, что не входило в планы экспедиции с самого начала. Таким образом, мы против своего желания вынуждены, были отказаться от попытки восхождения на Чо-Ойю.

Это сообщение звучало не особенно ободряюще. Правда, английская экспедиция отказалась от транспортировки всего своего груза к Чо-Ойю из-за боязни неприятностей, которые могли возникнуть при прохождении территории Тибета, иначе она боролась бы за вершину и дальше. Мы не ожидали, что найдем простое решение прохождения ледопада. Ведь такие опытные гималайские альпинисты, как Хиллари, Лоу, Эванс и Грегори, признают препятствие непроходимым только тогда, когда действительно нет возможностей преодолеть его.

Нам во всяком случае нужно было быть готовым к трудному и длительному «объяснению» с ледопадом.

Но мы вели себя совсем не соответствующим образом. Как только пришли в лагерь III, который был еще не лагерем, а просто ровным местом на снегу, где мы устало сидели рядом с нашими грузами, Пазанг вытащил из рюкзака крючья, карабины и начал готовиться к выходу на ледопад. Было два или три часа дня, как раз время, чтобы вскипятить чай и готовиться к вечернему отдыху. Но Пазанг об этом не хотел и слушать. Он смотрел на ледовую стену ледопада так, словно она нанесла ему личное оскорбление. Аджиба менее чувствительно отнесся к этому «оскорблению», видимо, он, так же как и я, с большим удовольствием выпил бы кружку горячего чая. Но я все же не осмелился поддержать некоторую флегматичность остальных членов экспедиции и нанести удар в спину смелым замыслам Пазанга. Когда Аджиба вопросительно и с упреком поглядел на меня, я смущенно смотрел в снег и привязывал свои кошки. Мы не стали отдыхать, кушать и пить. Мы хотели попытаться найти свое счастье на ледопаде сейчас, как будто наша экспедиция являлась мероприятием нескольких коротких дней. Мы заполнили свои рюкзаки ледовыми и скальными крючьями, связались несколькими веревками и продолжали подъем. Оставшиеся шерпы устанавливали палатки, а Анг Ньима оборудовал себе «кухню» в снегу.