Чижик – птичка с характером - [47]

На улице я сказала Мишке:

— Э, да он совсем не страшный! А я так его боялась...

Мишка усмехнулся:

А ты натвори что-нибудь, тогда узнаешь...

Миш, я вспомнила наконец, на кого он похож! Это же вылитый Отелло!

Мишка заморгал густыми ресницами:

— Какое Отелло?

Какое?! — я всплеснула руками. — С луны, парень, упал! Не знать Отелло!

Это который женку-то за измену придушил? Сравнила! Он же был чокнутый! — Насмешливо прищурив глаза, Мишка пропел:

А у Отелло в батальоне

Был Яшка — старший лейтенант, —

На горе бедной Дездемоне

Великий плут и интригант...

— Не трогай Шекспира, варвар! «Интригант»! Тьфу!

Разведчик сказал:

Ну, вас с комиссаром пара. Вы споетесь! Тот тоже всегда придирается: этого не читал, да того не знаешь! Скажи, обязан я знать, кто такая Аврора Дюдеван? Она что, в разведку со мной пойдет? То-то и оно, а комиссар за эту мадам два дня на меня не глядел...

Комиссар прав. Это же Жорж Санд. Эх ты! Командир должен быть образованным человеком. Читать надо было больше, грамотей!

Новый командир полка положил в своем блиндаже вещмешок и серый довоенного образца плащ, а жить там не стал. Напрасно мы с Мишкой старались — майор Голубенко поселился у комиссара.

В первый же день командир полка в сопровождении комиссара ходил по расположению штаба и знакомился с людьми.

Он был одного роста с Юртаевым, но полный и рядом с подтянутым комиссаром выглядел грузным и мешковатым.

Майору было жарко: он тяжело дышал, и из-под зеленой пограничной фуражки по светлым прядкам волос стекали струйки пота

Увидев меня, он удивился:

— И девушки, оказывается, у нас есть?

Я представилась по форме, а комиссар сказал:

— Да вот, взяли одну... Для эксперимента, так сказать...

На кухне майор задержался. Пробовал суп и хвалил кулинарные способности старого повара. Василий Иванович сиял, как его сковородки, и, выпятив чрево, отвечал по уставу. Однако не преминул ввернуть, что он воевал с самим Чапаевым.

На кухне было чисто, и майор остался доволен. Тут наш сердитый дед нарушил устав и гаркнул простуженным басом:

Рад стараться!

А еще чапаевец! — с досадой вполголоса сказал мне Петька.

А откуда ты знаешь, как отвечали чапаевцы? — спросила я.

Да уж не так, как в старой армии при царе!

Ну уж и не так, как теперь!

Ладно, спрошу у комиссара, — решил Петька.

А он знает?

Петька вместо ответа постучал себе пальцем по лбу: дескать, девка, у тебя не все дома...

Для Петьки во всей нашей армии не было человека умнее, храбрее и порядочнее комиссара Юртаева. Даже говоря о своем начальстве в третьем лице, Петька употреблял множественное число. «Они все израненные и перераненные: в гражданскую воевали, в Испании были, в финскую воевали, на Хасане сражались...» Или: «...Вчера нас пулемет на стыке прищучил, ну, я копыта и откинул. А они смеются: «Петр, говорят, ты что землю носом пашешь! Пули-то идут выше второго этажа!» Разберешь там, как они идут...»

Петька не скупой: последним сухарем с товарищем поделится, но из Комиссаровых пожиток нитки никому не даст — лучше и не проси. Раз я попросила у него щетку сапоги почистить, Петька замахал руками:

Что ты, что ты! Как можно? Щетка Комиссарова.

Да что ей сделается? Съем я ее, что ли?

— Не в том дело, что съешь, а не мое это добро.

За то и слывет в полку жмотом наш курносый Петька — бывший тракторист.

Комиссар увел командира полка на передовую, а вечером в нашу землянку ввалился хмурый Петька. Он сердито шмыгнул носом и спросил:

— Где твой начальник?

— Его вызвал в санроту доктор Ахматов.

Ну тогда ты к нам пойдешь. Лекарство захвати.

Какое лекарство?

А я откуда знаю! Дышать им нечем. Влипли старший батальонный комиссар, ох и влипли!

Да что с ним случилось-то?

Да не с ними, а с майором! Вернулись они с передка и свалились.

Так комиссар-то тут при чем?

Ну и дура! — рассердился Петька, — ничего не понимает! Опять им хворого прислали! То всё майор Толкачев болел, а комиссар один воевали, а теперь вот опять командир полка.». — он не договорил — махнул рукой,

Командир полка лежал на топчане и тяжело, со свистом дышал. Рядом стоял комиссар и озабоченно говорил:

Всё-таки надо вызвать врача. Я позвоню Ахматову.

Прошу тебя, Александр Васильевич, пожалуйста, не надо! — возражал майор. — Это пустяки, сейчас всё пройдет,

«Узбек, а зовут по-русски», — отметила я про себя.

Чижик, ты имеешь какие-нибудь познания в терапии? — спросил меня комиссар. Я отрицательно покачала головой.

Вот видишь, Антон Петрович, — сказал он, — надо врача.

Ничего, обойдется. У тебя, душенька, есть что-нибудь от сердца? — Майор облизнул сухие серые губы.

Кофеин и ландышевые капли, — ответила я.

Ну давай хоть кофеин...

Я дала больному порошок и хотела уйти.

Нет уж, ты останься, — сказал комиссар, — не умею я с больными.

Какой же я больной! — возразил командир. — Александр Васильевич, да побойся ты своего аллаха!

Помолчи-ка, Антон Петрович, больные должны молчать. Так ведь, Чижик?

Я кивнула. Мы молчали с полчаса, и было слышно, как комиссаров карандаш шуршит по бумаге.

Майор Голубенко то и дело вытирал полное потное лицо совершенно мокрым носовым платком. Я дала ему большую марлевую косынку и забрала платок:

Я постираю.