Чиж. Рожден, чтобы играть - [31]

(Что касается пробелов в эрудиции, тут ГПД-шникам помогла все та же Кукина. В ее небольшой квартире стоял стеллаж размером с дверь, сплошь забитый книгами о музыке и самиздатом. Там были уникальные тексты: журналы, бюллетени, переводы и статьи, которые ей присылали со всей страны (она, в свою очередь, перепечатывала их на пишмашинке и вновь рассылала знакомым по всему СССР). Чиж брал у нее самиздатские журналы «Рокси», «РИО», «УрЛайт», перевод о музыке фьюжн, авторизованную биографию «Битлз», рассказики Даниила Хармса, тексты рок-н-ролльных песен).

Вскоре рок-клуб стал покоиться на трех китах — «Хронопе», Хрынове и «ГПД». Если в сборном концерте был заявлен кто-то из этих столпов (слово «хедлайнер» еще не употребляли), он выступал последним. ("Кроме Полковника, — уточняет Чиж. — Тот всегда норовил отыграть самым первым, чтобы побыстрее напиться за кулисами"). Если же судьба сводила всех троих на одной площадке, их выпускали на сцену по мере возрастания децибелов — сначала Полковника с вечно расстроенной гитарой, потом полуакустический «Хроноп» и, наконец, забойный "ГПД".

— Нас очень любили, — утверждает Баринов. — Считалось, что мы не Дзержинск, а фактически уже Горький. Быня перебрался туда к своей новой женщине, и уже пошли разговоры, что скоро и вся «ГПД» переедет вслед за ним.

Быня был единственным, кто всерьез задумывался о своем карьерном росте. "У него была мечта познакомиться с Валерием Гаиной из «Круиза», — говорит Чиж, — сыграть с ним где-нибудь на стадионе и стать известным в своей стране. Нормальная мечта хорошего гитариста".

Когда молодежные газеты-журналы объявляли конкурс "Алло, мы ищем таланты!" (такие объявления зорко отслеживались), Быня тут же бросал клич: "Надо записать кассету и послать. Вдруг удача улыбнется?!". Чиж относился к подобным затеям скептически, но, как и все, спускался в подвал, где по ночам они старательно записывали два-три дубля своих композиций.

Именно с подачи Быни разнесся слух, что «ГПД» вот-вот пригласят на работу в Горьковскую государственную филармонию. "Это был как раз тот период, — пишет рок-журналист Илья Смирнов, — когда филармонии, не выполняя плана, начали привлекать в свой штат рокеров, хотя и не имевших дипломов консерватории, но зато умевших набивать молодежью большие залы и приносить доход".

Пример показал "Черный кофе", который в июне 1987-го дал концерт в Горьком как посланец Марийской филармонии. На работу в глухую провинцию москвичи устроились, чтобы без проблем получить т. н. "гастрольное удостоверение". Этот документ разрешал проводить легальные концерты по всей стране, в том числе и самые денежные — во Дворцах спорта и на стадионах. Разумеется, почти вся гастрольная выручка — как плата за «крышу» — перечислялась в кассу филармонии. Но даже тех «крох», что оставляли рокерам, вполне хватало для безбедной жизни. Вдобавок филармонии приобретали по госканалам для своих подопечных дефицитные усилители, фирменные гитарные «примочки», барабаны и микрофоны.

— Возможно, Быня пробивал какие-то подходы, либо ему что-то говорили, а он слепо верил, — говорит Чиж. — Если бы нас конкретно пригласили, я бы непременно туда ломанулся. Это было новое, интересное: поездить, вкусить гастрольный хлеб… Но, как ни крути, это была не моя музыка. Я приходил домой и, как сумасшедший, играл джаз.

"Мне кажется, он чувствовал свой потенциал, но не находил своему беспокойству формального объяснения, — считает Светлана Кукина. — Талантливый человек, он чует, что прыгнуть ему предстоит высоко, но до поры это ощущение всего лишь беспокоит его. Сергей вряд ли говорил себе в те времена: "… и я стану новой суперзвездой". Его просто крутило, будоражило. Он называет это разладом с «хэви». Не знаю. Он был так органичен во многих «метальных» вещах «ГПД». Можно ли заставить плакать от песни, если она неискренняя?.. Я плакала не раз, а своим слушательским мембранам я очень доверяю, я была прекрасным слушателем".

1987–1988: ИСКУШЕНИЕ "ПОЛИТ-РОКОМ"

"Это было время, когда при слове "Ленинградский Рок-клуб" все вставали"

(Из воспоминаний Старого Рокера).

"Я порвал все письма, я порвал с прошлым.

Я сменил свой адрес, я пришел к тебе.

Я сменил гитару, я сменил струны…

О, моя перестройка, мама! О, моя новая жизнь!".

(Чиж, "Моя перестройка", 1988)

Горьковский рок-клуб сразу же стал втягивать дзержинцев в свои акции, и уже в конце ноября «ГПД» приняла участие в серии концертов "Рок-87".

— В воздухе что-то витало, — вспоминает Чиж. — В Дзержинске, может быть, перестройка мало проявлялась, но все равно — понеслись фестивали, все стали петь политические песни. Не знаю, я верил тогда, что вот чуть-чуть поднажмем, и наконец-то все будет здорово, и жизнь у нас настанет, как в Америке…

Настоящим шоком для Чижа стал приезд на фестиваль Михаила Борзыкина и его команды «Телевизор». Пик популярности этих парней из Ленинградского рок-клуба пришелся на тот краткий период, когда, по выражению журналиста Александра Кушнира, коммунисты уже объявили курс на перестройку-гласность-демократизацию, но еще боялись печатать Солженицына. Как позже вспоминал сам Борзыкин, недоучившийся студент-филолог, "атмосфера в обществе заставляла некоторые вещи говорить в лоб, а не деликатным методом «Аквариума». Надоел туман". Свой магнитоальбом "Отечество иллюзий" питерцы дерзко посвятили 70-летию Октября. Строчки "за нами следят с детского сада, мы растём стадом", "они все врут", "выйти из-под контроля" врезались в мозг, как зубья пилы.