ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский - [14]

В 3 часа дня Корнейчук вышел из своей квартиры вместе с Симпатичной и к Жаботинскому, она оставалась у парадной двери, а Корнейчук зашел, скоро вышел, и обое в Покровский переулок, там были утеряны. В 8 1/2 вечера Корнейчук вышел с Дерибасом из квартиры последнего, и обое в клуб при д. № 6 по Ланжероновской ул.; Дерибас в 11 1/2 часа ночи вышел один и в Кофейную по Екатерининской ул., в 12 1/2 вышел и домой».

Эти сведения продублированы на Марию Гольдфельд.

22 октября Корнейчук «в 6 1/2 часа вечера вышел из дому с Симпатичною и в дом № 14 по Екатерининской ул., через 1/2 часа вышел и в клуб при д. № 6 по Ланжероновской ул.[58] И оттуда не видели».

23 октября Корнейчук «в 9 1/2 утра вышел с человеком лет 21, брюнет, роста среднего, коему дана кличка — Красавчик, и с ним на извозчике проехали на угол Гулевой и Нежинской улицы, где Большеносый сошел и там где-то скрылся, через 10 мин. появился с книгою, и тем же извозчиком оба в контору „Одесские новости“. В 10 1/2 вышли и угол Полицейской и Красного переулка простились. Красавчик зашел в д. № 11 по Красному переулку, там был и оставлен, а Большеносый ушел. В 5 часов вечера Большеносый пришел домой, больше не видели».

24 октября Корнейчук «в 9 3/4 вышел из дому в д. № 8 по Канатному переулку, скоро вышел с человеком 22 лет, шатен, роста среднего, шляпа верх придавлен, черное пальто и брюки, коему дана кличка Заломленный, и оба зашли в кондитерскую при д. № 8 по Канатному переулку, в 11 1/4 дня вышел Большеносый один и в контору „Одесских новостей“. В 12 1/2 вышел и в кофейную Либмана угол Преображенской и Соборной площади, оттуда не видели. В 5 1/2 часа вечера он пришел домой, в 7 часов вышел с Симпатичною, пришли обое на угол Ришельевской и Большой Арнаутской улицы, где и утеряны».

На этом подневные записи жандармских наблюдений обрываются. В итоговой сводке визиты Чуковского к Жаботинскому в его доме по Красному переулку, 11 отмечены 5, 6, 7, 11, 14 и 21 октября. Сюда следует добавить встречи в редакции «Одесских новостей», и мы будем иметь представление об интенсивности их общения.

В эти годы Чуковского и Жаботинского связывал общий крут знакомых, в полицейских донесениях их имена не случайно постоянно оказываются рядом. Например, при перлюстрации было изъято письмо неизвестного лица, подписанное инициалом «П» от 26 июня 1903 года, к общему знакомому Чуковского и Жаботинского этих лет — Антону Антоновичу Богомольцу. В этом письме внимание цензуры привлекла следующая фраза: «Агитаторы всякого рода движений суть великие духом люди. Они светочи истины. Напрасно вы думаете, что толпа, которую ведут эти агитаторы, представляет из себя стадо баранов, нет, она сознает цель и видит все спасение в этой борьбе. Я бы дорого дал, чтобы быть агитатором».[59]

Департамент полиции направил запрос о личности адресата, и в результате из ответа от 14 декабря 1903 года мы черпаем сведения еще о некоторых друзьях Чуковского и Жаботинского этих лет:

Адресатом письма <…> является состоящий под особым надзором полиции Антон Антонов Богомолец, 29 лет, проживающий совместно со своим братом[60], также состоящим под надзором полиции, присяжным поверенным Михаилом, 28 лет, и женой своей Надеждой, 26 лет. Как Антон, так и Михаил Богомолец в текущем году состояли в сношениях с лицами, занимавшимися политической пропагандой, а именно, с Марией Корнейчуковой[61], Николаем Корнейчуковым, кличка наблюдения Большеносый, Марией Гольдфельд — кличка наблюдения Стурзовская[62], неизвестным — кличка Гороховский и помощником присяжного поверенного Василием Рогачевским, кличка Нежинский. Об изложенном имею честь представить Вашему превосходительству, присовокупляя, что за последнее время о докторе Богомольце ко мне поступают агентурные сведения о том, что он распространяет подпольные социал-демократические издания.[63]

Постоянное общение, общий крут друзей объясняют и интерес к одним и тем же темам. Две статьи, одна принадлежавшая перу Жаботинского («Тоска о патриотизме»), другая — Чуковского («Два слова о космополитизме и национализме»), на одну и ту же тему, не случайно появились в газете «Южные записки». Разница была лишь в том, что для Жаботинского эта тема станет ключевой в жизни и творчестве, а для Чуковского останется достаточно случайной, хотя позднее он дважды возвращался к ней.

На статью Жаботинского хотелось бы обратить особое внимание, поскольку она не включается в общераспространенные издания его статей. Как известно из его автобиографических признаний, пробуждение в себе национального самосознания он связывал с кишиневским погромом (апрель 1903 года), статья «Тоска о патриотизме» содержала упоминание об этой вехе. Это первая статья, которую можно назвать сионистской, она была опубликована 16 мая 1903 года в еженедельнике «Южные записки» и написана сразу после погрома. Сочувственно-сионистской можно назвать и статью Чуковского, подхватывавшего тему Жаботинского и выдвигавшего собственную аргументацию.

Вл. Жаботинский. Тоска о патриотизме [64]

Пожалейте меня, ибо я не люблю.

Л. Стеккетти

Лишь тогда хорошо кипит у человека работа на пользу страны или народа, когда он горячо любит эту страну или народ. Честные люди вот служат общим, вселенским идеям; но каждый хочет служить им в своей любимой среде — ковать железо на потребу широкому миру; но ковать его у себя в кузне, где легче и уютнее работать, потому что каждый уголок дорог и близок; и он прав, ибо крепче и легче работается, когда знаешь, что плодами работы воспользуются твои любимые, а не те, к кому ты равнодушен.