Читающий по телам - [15]

— Ты сознаешься? — вопросил Премудрый.

В привязанной к лицу маске Лу походил на одержимого бесами. Даже в оковах он все еще казался самым сильным из всех собравшихся. Он простоял спокойно совсем недолго, а потом вдруг развернулся на месте, ударил колодкой ближайшего стражника и кинулся к Цы. По счастью, стражники сумели остановить этот порыв и принялись снова избивать силача бамбуковыми палками, а как только тот затих, они приковали нарушителя спокойствия к стене амбара. Распорядитель поднес свою дубинку к губам Лу.

— Сознавайся, тогда еще сможешь жевать рис.

— Снимите с меня эту дрянь, мерзкие обезьяны!

По знаку Премудрого стражник подкрутил винт, и маска, словно тисками, сжала голову страдальца — тот завопил так, словно ему перемалывают кости. Со вторым поворотом края маски впились в виски. Лу завыл. Цы знал, что еще пара поворотов — и череп брата треснет, словно орех в ступке.

«Ну же, братец, признавайся скорее!»

Но Лу не произносил нужных слов, а его вой становился все пронзительнее. Цы заткнул уши. По лбу брата заструилась кровь.

«Признавайся, ну пожалуйста!»

С новым поворотом винта затрещала сама маска, нечеловеческий вопль эхом отозвался в ушах Цы. Юноша зажмурился. А когда он открыл глаза, то увидел, что брат прокусил себе язык и кровь хлещет у него изо рта. Цы уже был готов воззвать к милосердию судей, но еще раньше Лу потерял сознание.

Премудрый муж велел стражникам приостановить пытку. Лу лежал на полу скорчившись — теперь он был как скомканная тряпка. Но все еще дышал. Из последних сил он едва заметно шевельнул рукой в сторону судьи, и тот приказал своим людям ослабить винт.

— Со… знаюсь… — прохрипел Лу.

И тотчас же сын Шана вскочил и, оттолкнув стражников, со всей силы пнул преступника, точно куча ветоши валявшегося на полу. Лу будто и не заметил удара. Когда на бумагу с признанием поставили его отпечаток пальца, Премудрый муж огласил решение суда:

— Именем всемогущего Сына Неба объявляю Сун Лу преступником, сознавшимся в убийстве достопочтенного Шана. Поскольку нанесенные злодеем ранения определенно свидетельствуют, что убийство было преднамеренным, а также принимая во внимание дополнительный мотив грабежа, я постановляю, что в качестве меры наказания не подходит ни выпускание крови, ни удавление, — согласно многочтимым законам сунского уложения о наказаниях, он будет умерщвлен посредством обезглавливания.

Муж поставил на приговор красную печать и повелел стражникам не спускать глаз с преступника: нужно было завершить процесс. Цы хотел было переговорить с братом, но охрана его не подпустила, и тогда он направился к Фэну, дабы выяснить, что же все-таки можно сделать для Лу. И тут Цы увидел, что батюшка простерся ниц перед семейством Шана, умоляя о прощении, — а сыновья-сироты отталкивают его, как шелудивого пса. Цы кинулся помочь ему встать, но отец с гневом отверг его помощь. С трудом поднявшись, он отряхнулся, а потом, не оглядываясь, пошел прочь, и в пыль повалился уже Цы, охваченный самыми горькими чувствами.

А через какое-то время к юноше тайком подобралась Черешня, — это неожиданное появление напугало Цы, ведь на процессе он ее не видел. Голос ее был как нежное мурлыканье. Лицо девушка прятала под капюшоном — ведь ей пришлось, пусть и ненадолго, скрыться от семьи.

— Не убивайся так, — шепнула Черешня. — Рано или поздно мой брат все обдумает и поймет, что вы — не такие, как Лу.

Цы хотел скинуть с любимой капюшон, но Черешня отстранилась.

— Лу покрыл нас позором, — произнес Цы.

— В семье, как говорят, не без урода. А сейчас мне пора. Молись за нас. — Девушка погладила его по голове и убежала.

Несмотря на то что приговор наконец-то освобождал Цы от старшего брата, угрызения совести терзали его.

«Как ты мог так поступить с нами, Лу? В конце концов, мы ведь одной крови!»

По каким-то необъяснимым причинам Цы чувствовал себя в долгу перед братом. Быть может, оттого, что Лу оберегал его в детстве, или оттого, что, несмотря на вечную его грубость, Лу тоже немало потрудился ради семьи. Перед лицом свершившейся трагедии все издевательства Лу ничего не значили, равно как и его невежество, грубость и неотесанность. Ничего не значили даже обвинения в грабеже и убийстве. Потому что — и это самое главное — Лу его брат, а Конфуций учил, что братское почтение и повиновение — превыше всего иного. Наверное, Лу не умеет быть лучше, чем он есть, однако в глазах Цы убийцей он быть не мог. Жестоким — мог, но убийцей — точно нет.

«Или все-таки… — да?»

Рассвет пришел с тем же дождем и молниями. Все было как и вчера — только вот Лу не было.

Цы всю ночь не сомкнул глаз, и на поиски Фэна он отправился рано. Только судья сможет рассказать, что же ожидает брата. Учителя он застал на конюшне — вместе с помощником-монголом тот готовил свой экипаж к отъезду. Фэн тут же позабыл про дорожные хлопоты и сам подошел к Цы. Сказал, что они уезжают в Наньчан, где сядут на рисовую баржу, одну из тех, что ходят до Янцзы. Ему предстояло путешествие к северной границе, которое должно было занять несколько месяцев и отлагательств не терпело.

— Вы не можете вот так нас покинуть, когда мой брат на краю гибели…