Читая «Лолиту» в Тегеране - [131]

Шрифт
Интервал

Через несколько месяцев после отъезда Найпола из Ирана тело Мира Алаи нашли на улице у реки. Он ушел из дома утром и не вернулся. Вечером семье сообщили о его смерти. В его кармане нашли маленькую бутылку водки. Водкой облили его рубашку, пытаясь представить все так, будто он посреди бела дня напился и умер от сердечного приступа на улице. В это никто не поверил. На его груди обнаружили большой кровоподтек, а на руке – след от укола. Его допрашивали, а потом убили – случайно или намеренно.

Вскоре после этого случая был найден убитым известный эксперт по древнему Ирану Джахангир Тафазоли. Я хорошо его знала. Он был очень застенчив, хрупкого телосложения, с копной черных волос и большими глазами, которые под стеклами очков казались огромными. Тафазоли не вовлекался в политику, хотя писал статьи для «Иранской энциклопедии» – проекта, которым руководил известный иранский ученый из Колумбийского университета, пользовавшийся сильной неприязнью иранского правительства. Исламский режим терпеть не мог специальность Тафазоли – история Ирана до установления ислама. В день своей смерти он ушел из Тегеранского университета и направился домой, но по пути сделал подозрительный звонок из машины своей дочери. Его тело нашли у дороги вдали от дома и от университета. По официальной версии, он менял покрышку, и его сбила машина.

Мы много раз обсуждали эти смерти с друзьями и коллегами на поминках, вечеринках и собраниях. Фанатично, во всех подробностях мы воскрешали в памяти и воссоздавали обстоятельства смерти из официальных отчетов и в своем воображении убивали жертв снова, пытаясь представить, как те умерли на самом деле. Я до сих пор представляю Тафазоли в машине, зажатого в тисках между двумя головорезами, которые вынуждают его позвонить дочери; я понимаю, что ничего не знаю наверняка, и спрашиваю себя: когда и где они его убили? Ударили по голове в машине? Или отвезли в один из своих «безопасных» домов и убили там, а потом выкинули на пустынной дороге?

16

У меня для вас приятный сюрприз, сказал волшебник по телефону, но только если пообещаете, что будете себя хорошо вести. Мы условились встретиться в популярном кафе, смежном с рестораном; на выходе была фирменная кондитерская. Название я забыла, хотя оно наверняка изменилось после революции, как у большинства заведений.

Явившись на место с сумкой книг, я обнаружила волшебника за столиком в углу; он рассматривал книги, которые принес с собой. Вы искали издание «Тысячи и одной ночи» на английском, сказал он. Я нашел оксфордское издание. Мы сделали заказ: я заказала капучино, он – эспрессо, а еще мы взяли два «наполеона», в этом кафе они были особенно хороши. Я принес вам стихотворение Одена, которое вы искали, хотя не понимаю, зачем оно вам, сказал он и протянул мне листок с напечатанным стихотворением Одена – «Письмо лорду Байрону».

На днях у нас с девочками случилось очень интересное обсуждение, ответила я. Обсуждали «Декабрь декана», «Лолиту» и другие книги из нашей программы. И одна из девочек, Манна – вы же помните Манну? Да, Манну я помню, ответил он; ваша поэтесса. Да, так вот, Манна спросила, как эти авторы соотносятся с Джейн Остин, которую отличает гораздо более оптимистичный взгляд на мир и людей.

Большинство людей точно так же заблуждаются насчет Остин, сказал он. Нужно читать ее внимательно.

Да, именно так я ей и ответила – Остин пишет о жестокости не в чрезвычайных обстоятельствах, а в обычных, о жестокости, совершаемой обычными людьми вроде нас с вами. Это ли не страшно? По той же причине мне нравится Беллоу, гордо провозгласила я, вспомнив своего нового любимчика.

Как вы непостоянны, сказал волшебник. А как же Набоков? Всего одна книга, и вы уже списали его со счетов! Но послушайте, ответила я, пытаясь не обращать внимания на его насмешливый тон. Беллоу пишет о бытовой жестокости, об испытании свободой, о тяготах выбора – и об этом же пишет Джеймс, раз на то пошло. Страшно быть свободным и брать на себя ответственность за свои решения. Да, ответил он, страшно, когда нельзя во всем обвинить Исламскую Республику. Я не говорю, что она ни в чем не виновата, добавил он после короткой паузы, – как раз наоборот.

Послушайте, сказала я и пролистала «Многие умирают от разбитого сердца»; я принесла книгу с собой с единственной целью – зачитать ему свои любимые цитаты. «Смысл революции заключался в том, что Россия пыталась изолироваться от испытания современным сознанием. Она запечатала свои границы. И внутри этой запечатанной страны Сталин рассеял старую смерть. На Западе же испытанием стала новая смерть. Словами не объяснить, что творится с душой в свободном мире. „Больше прав“, высокий „уровень жизни“ – забудьте об этом. Мы похоронили голос разума, но он знает лучше. Далекие центры сознания, борющиеся с полным пробуждением, видят все. А достигнув полного пробуждения, мы вынуждены взглянуть в лицо новой смерти, характерному испытанию, которому подвержена наша часть мира. Когда реальность открывается истинному сознанию, мы попадаем в чистилище».

Мне нравится это выражение – «рассеял


Рекомендуем почитать
Сын Эреба

Эта история — серия эпизодов из будничной жизни одного непростого шофёра такси. Он соглашается на любой заказ, берёт совершенно символическую плату и не чурается никого из тех, кто садится к нему в машину. Взамен он только слушает их истории, которые, независимо от содержания и собеседника, ему всегда интересны. Зато выбор финала поездки всегда остаётся за самим шофёром. И не удивительно, ведь он не просто безымянный водитель. Он — сын Эреба.


Властители земли

Рассказы повествуют о жизни рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Герои болгарского писателя восстают против всяческой лжи и несправедливости, ратуют за нравственную чистоту и прочность устоев социалистического общества.


Вот роза...

Школьники отправляются на летнюю отработку, так это называлось в конце 70-х, начале 80-х, о ужас, уже прошлого века. Но вместо картошки, прополки и прочих сельских радостей попадают на розовые плантации, сбор цветков, которые станут розовым маслом. В этом антураже и происходит, такое, для каждого поколения неизбежное — первый поцелуй, танцы, влюбленности. Такое, казалось бы, одинаковое для всех, но все же всякий раз и для каждого в чем-то уникальное.


Красный атлас

Рукодельня-эпистолярня. Самоплагиат опять, сорри…


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Дзига

Маленький роман о черном коте.