Читая «Лолиту» в Тегеране - [117]

Не в силах расшифровать и понять неоднозначность и любое отклонение от курса, чиновники злились на тех, кого считали предателями в своих рядах, и были вынуждены применить свои примитивные формулы к вымыслу так же, как применяли их к жизни. По аналогии с тем, как они цензурировали цвета и оттенки реальности, подстраивая ее под свое черно-белое видение, из литературы убирали все проявления рефлексии; опасными провозглашались все литературные произведения, которые не несли политического посыла, что являлось парадоксом как для самих цензоров, так и для их идеологических противников. Следуя этой логике, в писательнице вроде Остин они, естественно, узрели бы противника, хотя могли об этом и не подозревать.

7

«Хватит винить Исламскую Республику во всех наших проблемах», – сказал мой волшебник. Я нахмурилась и поковыряла снег носом ботинка. Мы проснулись и увидели за окном снег и солнце – прекрасную тегеранскую зиму. Деревья укрыло шелковым покрывалом, а сугробы на тротуарах искрились миллионом маленьких солнц.

В такие дни радуешься, как ребенок, несмотря на все жалобы на загрязнение воздуха и менее явные, но не менее важные проблемы, которые мы носим в уме и сердце. Я пыталась жаловаться, но смутное воспоминание о том, как мама в детстве смешивала домашний вишневый сироп со снегом и делала мороженое, никак не давало мне впасть в угрюмость. Однако сдаваться я не собиралась; мысли о муже Азин и женихе Саназ не давали мне покоя. Я уже пятнадцать минут пыталась рассказать о проблемах моих девочек волшебнику, пересыпая свой рассказ оправданными и неоправданными обвинениями в адрес корня зла – Исламской Республики Иран.

В первую неделю после возвращения из путешествия Саназ явилась на занятия, еле сдерживая восторг, но все же держа себя в рамках приличий. Она разложила на стеклянном столике фотографии: ее семья в лобби отеля; Саназ и юноша с темно-каштановыми волосами и ласковыми карими глазами стоят, облокотившись о балюстраду; на нем джинсы и голубая рубашка. Вечеринка в честь помолвки: Саназ в красном платье, ее великолепные волосы рассыпались по плечам, она стоит и смотрит на того же представительного юношу в темном костюме и бледно-голубой рубашке, и он отвечает ей ласковым взглядом; он надевает ей на палец обручальное кольцо, она разглядывает его задумчиво (жаль, что его родители купили кольцо, сперва не посоветовавшись с ними, говорит она). А вот ее тетя-бунтарка, депрессивная мать и несносный братец. Поездка быстро пролетела – не успела она оглянуться, и ему пора было возвращаться в Лондон, а ей в Тегеран. Она с недовольством сообщает, что им с Али почти не удалось перемолвиться словечком наедине – рядом всегда были родственники.

Прошло две недели. Мы обсуждали книгу, и я заметила, что Саназ ведет себя тихо, что было ей несвойственно. Во время перерыва несчастная Саназ со слезами на глазах, смахивая со лба невидимую прядь волос, сообщила, что все отменяется – свадьба отменяется. Жених ее бросил. Позвонил ей и сказал, что с ним она не сможет быть счастлива. Он был простым студентом; как он будет содержать семью? Когда они смогут воссоединиться и жить вместе? Это несправедливо, твердил он, несправедливо по отношению к ней; он придумывал всякие оправдания. И я его понимаю, сказала она; у меня были те же сомнения, но все же как мне хочется, чтобы он был чуть менее рассудительным! Он сказал, что будет любить ее всегда. А что еще он мог сказать? Чертов трус, подумала я.

В итоге все начали проявлять к Саназ усиленную заботу. Ее родные, само собой, страшно разозлились на жениха. Мать сказала, что годы, проведенные среди холодных бесчувственных англичан, его развратили. Они – западные люди – не чувствуют так тонко, как мы. Он еще передумает, убежденно произнес отец; дай ему время. Родители не понимали, что решиться на этот шаг юношу, вероятно, заставило давление и вмешательство с их стороны.

Все это сочувствие казалось Саназ невыносимым. Даже ее брат к ней подобрел. Поговаривали, что не обошлось без другой женщины – а как же без этого, встряла Азин; мужчины, что с них взять. Нет, отвечала Саназ в ответ на расспросы Махшид, она не иранка, хотя какое это имело значение. Кто-то говорил шведка, другие – англичанка. Ну разумеется; иностранка, это же такая удача, все так говорят. Друзья и родные теперь ходили вокруг Саназ на цыпочках, как на похоронах; это усиливало ее отчаяние. Хоть бы брат закатил скандал, сказала она и натянуто улыбнулась сквозь слезы; хоть бы снова конфисковал ее машину или отчудил еще что-нибудь. Сегодня ей впервые удалось от них вырваться, и она чувствовала себя немного лучше.

Недоступный мужчина всегда кажется более желанным и привлекательным, заметила Манна с горечью, которая меня удивила. А помолчав, загадочно добавила: я говорю это не для того, чтобы утешить Саназ.

Ох уж эти мужчины, сердито воскликнула Нассрин. Ох уж эти мужчины, откликнулась Азин. Ясси, которая вдруг будто бы уменьшилась до своих обычных размеров, сидела прямо, сложив руки на коленях. Только тетя довольна, заметила Саназ. «Слава Богу, он спас тебя от собственной глупости», – то были ее первые слова, когда она узнала. А ты чего ждала? Только дурочка будет надеяться, что парень его возраста – да любого возраста, раз на то пошло – сможет прожить один пять лет и не завести роман. А я надеялась, ответила Саназ. Ну значит, ты дурочка.