Читая «Лолиту» в Тегеране - [111]

Мы поначалу удивились ее заявлению, странному даже для Нассрин. Но уже через секунду я поняла, что она имела в виду. Ну конечно! Она намекала на общество «Дорогая Джейн», которое мы придумали в последний год моего преподавания в Университете Алламе Табата-баи. Идея общества, которое, увы, упокоилось, не успев появиться на свет, возникла из-за одного незабываемого танца.

2

Я будто бы смотрю на них в большое окно дома, стоящего посреди пустого сада. Прижавшись лицом к окну, вижу, как они идут: пять женщин в черных накидках и черных платках. Они проходят мимо окна, и я различаю их лица; одна стоит в сторонке и наблюдает за четырьмя подругами. В них нет ни капли грации; они натыкаются друг на друга и на стулья. Они не шумят, но им весело.

Той весной на семинаре для выпускников я сравнила структуру «Гордости и предубеждения» со строением танца восемнадцатого века. После занятия несколько девочек подошли обсудить, что я имела в виду; они не понимали. И я решила, что лучше всего объяснить, разучив с ними этот танец. Закройте глаза и представьте, что вы танцуете, сказала я. Представьте, что делаете шаг вперед и шаг назад; представьте, что ваш партнер по танцам – несравненный мистер Дарси, а может, кто-то другой; о ком сейчас думаете, того и представьте. Одна девушка захихикала. Окрыленная интересом девочек, я взяла Нассрин за руки – та неохотно подчинилась – и начала танцевать с ней: раз-два, раз-два. Потом попросила остальных выстроиться в шеренгу, и вскоре мы все танцевали; длинные черные накидки кружились, мы натыкались друг на друга и на стулья.

Они встают напротив друг друга, отвешивают легкий поклон, выходят вперед, берут друг друга за руки и кружатся. Возьмитесь за руки и посмотрите друг другу в глаза, говорю я; хорошо, теперь посмотрим, умеете ли вы вести светскую беседу. Скажите что-нибудь. Они чуть не прыскают со смеху. Можган говорит: проблема в том, что всем нам хочется быть Элизабет и Дарси. А я вот не против побыть Джейн, замечает Нассрин – всегда хотела быть самой красивой. А еще нам нужна миссис Коллинз. Пойдем потанцуем, Махшид, тебе разве не хочется понаступать мне на ноги? Махшид колеблется. Я никогда в жизни не танцевала, смущенно говорит она. Насчет этого танца можешь не беспокоиться, говорю я. Мало того, как твой профессор я приказываю тебе танцевать. Считай, что это домашнее задание. Я не люблю давить авторитетом, но сейчас тот редкий случай, когда мне это нравится. Итак, вперед, назад, стоп; поворот, поворот; все должны двигаться синхронно, в этом смысл, не смотрите только на себя и партнершу – смотрите на всех вокруг, с ними тоже нужно двигаться в ногу. Да, это самое сложное, но у мисс Элизы Беннет все получается само собой.

Танец – это всегда театральное представление, демонстрация, объясняю я, но вы понимаете, что разные танцы означают совершенно разные вещи? О да, отвечает Нассрин. Сравните этот танец и традиционный персидский. Вряд ли британцы умеют так извиваться, как мы… рядом с нами они выглядят очень целомудренно.

А кто умеет танцевать персидские танцы? Все смотрят на Саназ. Та стесняется; танцевать не хочет. Мы начинаем ее дразнить, подначивать, окружаем ее кольцом. Она начинает танцевать – сперва робко и скованно; мы хлопаем и тихо напеваем. Нассрин шикает на нас, чтобы пели тише. Саназ делает несколько робких грациозных шагов, с соблазнительным изяществом крутит талией. Мы смеемся и шутим; все ее тело включается в танец, каждая его часть перетягивает внимание на себя. Ее тело подрагивает; она делает крошечные шажки, танцуют даже ее пальцы и кисти. На лице появляется особое выражение: дерзкое, манящее, оно завлекает, утягивает за собой, но стоит ей перестать танцевать, как оно испаряется, рассыпается на тысячу осколков и теряет свою силу.

Соблазнять можно по-разному, но у персидских танцовщиц своя манера, уникальная, сочетающая в себе деликатность и дерзость; в западном мире нет ничего даже близко похожего. Я видела женщин из самых разных социальных слоев, и все они танцевали с одним и тем же выражением лица: взгляд у них был затуманившийся, томный, кокетливый. То же выражение лица, что у Саназ, я увидела много лет спустя у своей подруги Лейли, утонченной и образованной, учившейся во Франции, когда та вдруг начала танцевать под музыку, в которой имелись и наз, и эшвех, и керешмех – слова, чьи английские эквиваленты – кокетство, заигрывание, флирт – не только казались беднее по смыслу, но и вовсе не передавали исходный смысл.

Соблазнительность персидского танца неочевидна; она выразительна и тактильна. Она извивается и кружит, скручивается в спираль и распрямляется. Она во вращении кистей, в волнообразных изгибах талии. Она просчитана. Ее эффект предсказан на шаг вперед – на каждый маленький шажок. Мисс Дейзи Миллер и ей подобным и не снилось кокетство такого рода. Оно откровенно соблазняет, но не поддается. Все это есть в танце Саназ. Ее широкая черная накидка, в которой утопает ее очень тонкая и хрупкая фигурка, черный платок, обрамляющий скуластое лицо с огромными глазами, как ни странно, делают ее движения еще более соблазнительными. С каждым жестом она будто сбрасывает с себя слой черной ткани. Накидка кажется иллюзией, ее складки лишь добавляют танцу загадочности.