Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь - [17]

Я знала Брэнди совсем недолго, но дружба в тюрьме – совсем другое дело в отличие от свободы. Один день здесь стоит месяца времяпрепровождения с друзьями в обычной жизни.

Войдя в камеру, я обежала ее глазами, остановив взгляд на койке Брэнди. Она была пуста.

– Что за фигня, где Брэнди? – спросила я у Шарлотты, проститутки, которую подселили к нам два дня назад. У нее была жуткая ломка, и она почти не вылезала из-под одеяла, а если все же вылезала, то только для того, чтобы поесть или сходить в туалет. Я не могла не обратить внимания на ошеломительное число мелких язвочек, покрывавших все ее тело. Было очевидно, что она побирается по помойкам.

– А нет ее, – буркнула Шарлотта, выглядывая из-под одеяла, чтобы заценить мою реакцию.

– Что ты имеешь в виду – нет ее?! – спросила я, и мой голос панически сорвался.

– Не знаю, подруга, ей велели собрать манатки. Кто-то ее выкупил. – Она снова натянула одеяло на голову и повернулась лицом к стене.

И я зарыдала.

Неудержимыми, выворачивающими нутро рыданиями. Рухнула на койку и закрыла лицо. Я знала Брэнди совсем недолго, но дружба в тюрьме – совсем другое дело в отличие от свободы. С этими людьми ты проводишь каждую минуту каждого дня. Один день здесь стоит месяца времяпрепровождения с друзьями в обычной жизни.

Ее внезапное отсутствие разбило мне сердце.

Я услышала знакомый щелчок, с которым здесь выключался свет. Настало время отбоя, после которого говорить нам больше не разрешалось. Я молча сидела в темноте, проникаясь осознанием того, что моя единственная здешняя настоящая подруга внезапно и неожиданно… исчезла. Я была одна, меня терзал голод, и всем было на это плевать. В тюрьме люди не заботятся о чувствах друг друга. Все мы в одной лодке. Это единственное известное мне место, где слезы никого не волнуют, и считается, что ты должна самостоятельно справляться со своими эмоциями. Эмоции мне были внове. Я не знала, как себя вести, ощущая гнев или печаль. Мне казалось, что я теряю контроль над собой, словно мысли и чувства пожирали меня заживо, и никаких копинг-механизмов у меня не было. Раньше я была слишком занята погоней за кайфом и притуплением ощущений, вместо того чтобы прорабатывать все это дерьмо.

Когда настало время завтрака и распахнулись двери камер, я попыталась открыть глаза и поняла, что они распухли после вчерашних слез: плакала, пока не уснула. Я так давно в последний раз испытывала настоящие чувства, что стоило слезам покатиться из глаз, как остановить их было уже невозможно.

– Ну и дерьмовый у тебя видок, – промолвил незнакомый мне голос. Я повернула голову влево и увидела, что койку Брэнди заняла новая квартирантка. Должно быть, ее привели среди ночи. Я не могла поверить, что даже не услышала этого.

Я села в постели и уставилась на новенькую. У нее были всклокоченные светлые волосы и ярко-зеленые глаза. Я попыталась понять, с кем имею дело, потому что если она всерьез вознамерилась с ходу оскорблять меня, то я была готова вцепиться ей в горло. Оставалось только надеяться, что она пыталась так пошутить, потому что я была слишком обессилена, чтобы ввязываться в свою первую тюремную драку, хотя в тот момент чувствовала, что весь тот гнев, который во мне накопился, вполне способен убить человека.

– Слышь, я просто стебусь над тобой, подруга. Я Джесси, – сказала девушка, улыбаясь. У нее была очень приятная улыбка, от глаз разбегались веселые морщинки, а идеально белые зубы были прекрасны. – С тобой все в порядке? Похоже, ночка выдалась та еще.

– Ага, так и есть. Моя лучшая подруга вышла из тюрьмы, когда меня здесь не было, и я не смогла с ней попрощаться. Наверное, я больше никогда ее не увижу, и от этого мне чертовски тоскливо.

Она сочувственно надула губы и спрыгнула с койки. Я никак этого не ожидала, но она подсела на мою постель, настолько близко, что наши бедра соприкасались. Разглядывая ее, я увидела, что у нее выбриты виски, а за ухом набита татуировка в виде кастета.

– О, печалька, это да! Я до сих пор помню, как уходила из тюрьмы моя первая подруга. Потом становится легче. Давай, пошли, добудем себе еды. На меня после слез всегда жор нападает. А еще я совершенно уверена, что там сегодня французские тосты, а это такая вкуснятина!

Джесси энергично поднялась и подставила мне локоть, чтобы помочь встать. Я на миг замешкалась, потому что, как бы отчаянно ни хотелось остаться в постели, французские тосты – это настоящая бомба, а я была зверски голодна. Я подхватила новую знакомую под руку и заставила себя встать.

Идя вслед за Джесси в общую комнату, я обратила внимание на ее походку. Это была не обычная девичья походка, а почти мужская. Встав в конец очереди, она повернулась, проверяя, не отстала ли я, и довольно ухмыльнулась.

– Какое у тебя любимое животное? – спросила она, пока мы крохотными шажками продвигались к раздаче.

– Чего? – не поняла я.

– Какое у тебя любимое животное? У меня – обезьяна. Иногда я жалею, что сама не мартышка, так-то, подруга! Представляешь, как круто было бы целый день качаться на деревьях и жевать бананы? – говоря это, она принялась прыгать туда-сюда, изображая обезьяну.