Чистые струи - [3]

— Гордый! — сказал, когда Васька приблизился, — Морду воротишь, молокосос. Сядь давай! Сядь, говорю… Вот, давно бы так. Может, накапать на меня хочешь?

Посмотрел в упор, как рогами боднул.

— Так не стоит, Васек, а? Право слово, не стоит! Неприятности начнутся. И не только у меня. Мне-то что! Ну ружье отберут, штрафчик преподнесут. Так это — пустяк пустяком…

И посмотрел выжидающе, мол, теперь догадайся, какие будут неприятности у тебя.

— Вы меня не пугайте! — тихо сказал Васька.

— Бог ты мой! Да разве я хоть слово… Ну это ты напрасно, пацан, это ты совсем напрасно. Так договорились, а?

— О чем?

— Так я же тебе объяснил, Васек. Не будем делать друг другу неприятностей. Забудь про зайчонка, чтоб он скис, а?

— Не зайчонок, а зайчиха. Как у вас рука поднялась!..

— Как поднялась, так и опустилась! Учить будешь, щенок! — вскипел тот внезапно. — Много из себя строишь. Молоко на губах еще!

Никогда с Васькой так не разговаривали. Чуть не заплакал от обиды. Еле сдержался.

— Мне одна собака! — сказал дядя Коля. — Плевать я хотел и на тебя, и на Балашова. Да пошли вы… У себя в огороде зайца не тронь! Да ведь он, сволочь, всю капусту порешил. Законники! Завтра полезет — и завтра пришибу!

Повеяло прохладой, густо шумнули лапы елей за огородом. Это из-за Синьки, Синей сопки, примчался предвечерний ветерок — оживить, порадовать уставшую за день живность. У Васьки ныла спина да натруженные руки сводило. Но полоть осталось мало — неполных два рядка. И он поднялся.

— В общем, заруби себе на носу! — почти крикнул вдогонку сосед. — Себе же хуже сделаешь.

Жалел Васька своих непутевых соседей: больно было смотреть на их частые ссоры. Потому ссорятся, думал, что некому помочь им, одиноким. А одним тяжело тянуть такой огородище, за скотиной ходить. Поговаривали, правда, в поселке, что от жадности все это. Что не дочери с зятем возит тетя Зина овощи да сало, а на базар. Васька не придавал этому значения. Однажды только обхитрил его дядя Коля, в дураках оставил. Васька принес соседям молодых кедровых шишек. Они были липкие еще, в смоле. Дядя Коля обрадовался им, как диковинке какой. «Как же не боишься. Васек, один так далеко забираться?!» — «Да не далеко, чего там страшного!..» — «Да я что-то поблизости кедровников не знаю…» — «Вот, а еще лесник!» Васька покраснел от удовольствия. Долго объяснял дяде Коле дорогу. Там и не кедровник, в общем-то, всего несколько старых кедров. У самого заказника. Всю зиму белки крутятся. Как домашние, никого не боятся!

А дяде Коле это неинтересно… Для виду слушал.

Через неделю Васька сунулся к кедрам, а там — будто ураган прошел. Шишки с ветками поснимали. А тетя Зина потом кому-то проговорилась: ведро испортила, как шишки варила. Для себя-то чего их варить — сунь в печку, оплавятся. Ясно, на базар…

Уже и полоть Васька кончил. Сидел на крыльце, отходил понемножку, одолевала усталость, а все не мог избавиться от этих мыслей.

Недели две не встречался он с соседом, да и не до него было: дежурил на школьной кроличьей ферме. Уходил из дому рано, возвращался с матерью вместе. А потом — на чердак, пошуршит, устраиваясь, сеном и затихнет до солнца. Правда, будил его иногда топот на крыльце — возвращался с обхода отец. Слышал Васька, как выходили они с матерью во двор. Она поливала отцу припасенной теплой водой, промахиваясь, видно, в темноте. Отец фыркал, говорил ей что-то, и мать смеялась: «Не умрешь!»

Васька забывался, втягивался в сон — и уже до самого утра.

Но вот столкнулся однажды он с дядей Колей у родника, где брали воду в засушье, — в колодцах в это время она начинала ржаветь и шла только на стирку да полы. Сосед первым поздоровался. Будто ничего и не случилось… Может, обрадовался, что пронесло. По-прежнему «Васек да Васек». Совесть же у человека! Про отца вспомнил: тяжело, мол, ему летом, кругом загорания. И обход большой, шел бы лучше в леспромхоз. Там и заработки больше, и не перерабатывают.

— А вы ему это скажите! — хмуро посоветовал Васька.

Зачерпнул воды и пошел себе потихоньку. Но все же подумал, что напрасно нагрубил человеку… Малость постоял, поджидая соседа, но того все не было. Васька отнес ведра, поколол немного дров, а соседа еще нет.

Наконец появился. Заспешил в огород, к тете Зине. Зашептались о чем-то. Потом дядя Коля направился к Ваське.

— Слушай, Васек, куда Балашов подевался, а?

Интересно, что случилось! Сколько с Балашовым не разговаривает, а тут — на тебе!

— Нет дяди Игната, — ответил тихо. — В городе. Бабу Полю в больницу повез.

— Да… Жаль бабусю.

Васька заметил, что сосед сразу как-то оживился, повеселел.

— Ах как жаль бабусю! — повторил он. — А ты не знаешь, когда он вернется? Да не косись на меня, Васек! Дело у меня к Балашову. Подсчитали мы с Зиной, и выходит, что без сена к весне останемся. Корове-то, может, с грехом пополам и хватит, а вот телке придется зубы на полку. Вишь! А телка-то стельная, жалко под нож… Вот и надумали прикос просить. Не откажет поди Балашов, а?..

— Покосы отец отводит, не Балашов. Вы же это сами знаете!

— Ц… м-м! Верно же! Что же это я… А где отец, Васек? — посмотрел выжидающе.

И сам не знает Васька, что это на него нашло, зачем, собственно, соврал дяде Коле. Может, уловил в голосе и глазах соседа какую-то дальнюю нехорошую задумку или подумал, что отцу сейчас не до отводов, а травы — вон по полянам, на колхоз хватит. Не просил же дядя Коля участка по весне: где хотел, там и косил, по-хозяйски…