Чистое небо - [37]

Рамзес протянул ему широкую фляжную крышку, до краев наполненную теплой водой с привкусом обеззараживающей армейской таблетки. Гришка, строго по науке, смочил язык, потом ополоснул рот и только последний глоток выцедил с наслаждением, словно изысканное вино.

— Рамзес, мы найдем воду? — спросил он.

— Найдем, — буркнул Глеб и протянул кусок рафинада. Завтрак.

Два часа шли по компасу, потом, так и не выйдя на рельсы, по Глебову чутью и лесным приметам.

— Правильно идем, — стиснув зубы, божился Глеб. — Я здесь четыре года хожу, я знаю.

— Может, мертвяки рельсы сняли? — глупо пошутил Бой.

На обед ели холодную тушенку и допили воду. Глеб пытался докричаться до Севки, но рация только шумела на всех каналах.

— Коматоз, — сделал вывод осоловевший от еды и воды Гришка. — Ведь не поверят потом, скажут — го́ните.

Глеб взглянул исподлобья — напарник щурился на зеленое солнышко и улыбался.

— Оптимист… — не то осудил, не то позавидовал ему Глеб.

— Ага, — легко согласился Гришка. — Иначе вообще не в кайф.

— Куда нам идти, оптимист? — спросил Глеб. — У нас еще сутки в запасе. На потрепыхаться.

— Мне кажется, ты правильно шел, — твердо ответил Гришка.

Они пошли дальше, и почти сразу разморенный обедом Гришка напоролся на аномалию. Глеб никогда не видел такого: в воздухе между деревьями парили мелкие черные точки, словно туча мошкары. Гришка, опередивший напарника на полшага, вступил в тучу, и Глеб успел только вскрикнуть. Гришка оглянулся недоуменно:

— Ты что?

— Шаг назад, быстро!

Гришка отступил. «Мошкары» стало меньше, но на одежде и лице напарника появилось много черных оспин.

— Видишь? — Глеб показал стволом между деревьями.

— Где? — Гришка смотрел, едва не сунув в тучу нос, но ничего не видел.

Глеб сплюнул и повел Гришку в обход. Несколько часов спустя расползшиеся оспины превратили Гришку в рыжего негра.

— Твою мать, что родители скажут! — сокрушался Гришка, пряча испуганные глаза. — Это солнце, черт! Оно заходить будет, как думаешь?

Глеб шел теперь всегда чуть позади напарника, сняв автомат с предохранителя. Они брели медленно и устало. Мертвяк наверняка уже нагонял их.

— Рамзес, это была аномалия? — спросил спустя время Гришка. — Когда ты закричал, а я потом начал чернеть?

— Да.

— Какая?

— Не знаю. Здесь никто не ходил, — объяснил Глеб. — Никто не знает, какие тут аномалии.

Гришка долго молчал, потом сказал:

— Я вперед пойду. Раз уж так получилось…

Он шел, механически выбрасывая и подбирая затем болты. Воду он увидел первым. И единственным.

— Рамзес! — заорал. — Ручей! Ручей, Рамзес!

Мальчишка, исхудавший и почерневший, кинулся к огромному камню, затянутому черным моховым покрывалом, и принялся биться лицом в крутой гранитный бок, хватая ртом воображаемую воду. Глеб смотрел, закаменев, но когда Гришка отвалился в сторону, вытирая с лица настоящую вкусную воду, сам заспешил. Воды не было, хоть плачь, хоть камень грызи. Только горький мох.

— Напился? — спросил Гришка расслабленным голосом. — Я тогда… посплю… немного… — Не бросай меня, Рамзес, — попросил он, уже засыпая.

Парень отключился, а Глеб еще долго ползал вокруг камня, пытаясь найти, добыть, раскопать воду. Заснул здесь же. Проснулся, разбуженный инстинктом, и успел развалить очередью гигантскую крысу с круглым прозрачным пузом. Крыса брызнула в стороны какой-то слизью, и Глеб решил убраться от греха, пока жажда не заставила его жевать гнилые крысиные потроха.

Гришка не проснулся, даже когда Глеб его едва не задушил в попытке привести в чувство. Рамзес вытряхнул рюкзак, отобрал все самое необходимое — остальное бросил — и взвалил тяжеленного напарника на плечи. Когда тронулся в путь, опять услышал за спиной тяжелый рев мертвяка.

Глеб не был оптимистом и понимал, что эти сутки станут последними. «Это ведь счастье — иметь возможность распорядиться своим последним днем, — рассуждал Глеб. — Я проведу его с пользой: буду нести тело глупого, но обаятельного мальчишки, которого не уберег от чистейшей глупости — желания стать настоящим сталкером. Потом он умрет и мне станет легче. Я, пожалуй, доем тушенку и сахар. Потом буду долго стрелять в мертвяка, и, наконец, узнаю, что ему от меня нужно. Жаль, рассказать кому-нибудь не получится».

Жизнь, однако, имела на Рамзеса свои планы. Глеб понял это, увидев мертвяка прямо перед собой, в десяти шагах. Сталкер опустился на колени, неловко уронив Гришкино тело.

— Здравствуй, Миша, — сказал он мертвому Ворону. — Вот ты и нашелся. Кто же тебя так?

Он смотрел на развороченную разрывной пулей грудь друга, на почерневшую от крови одежду, на серое лицо с закатившимися глазами. Ворон долго не двигался, но потом издал-таки звук, странный, потому что воздух вырывался разом из развороченной груди и запрокинутой глотки.

У-у-у-у!

Их преследователь ответил Ворону, и этот ответный крик начал постепенно удаляться.

— Спасибо! — поблагодарил Глеб и взвалил на плечи свою ношу. — Я тебя все равно найду, — пообещал он на прощание. — Честное слово! Ты знаешь зачем, Миша.

Через полчаса Глеб споткнулся о чей-то труп и уронил Гришку прямо на рельсы. Флягу с погибшего сталкера Глеб не снял — срезал. И тут же высосал до половины. Смочил Гришке губы и влил немного в рот — тот причмокнул, но не очнулся. Только потом Глеб осмотрелся: ржавые рельсы, сплошь заросшие бурьяном, уходили влево и вправо, сколько хватало глаз. Солнце — теперь красное — мячиком падало к горизонту. Глеб вздохнул прерывисто, унимая чувства, и включил рацию.