Чингиз-хан. Батый - [29]

Массы тяжёлой конницы монголов обладали маневренной способностью в высокой степени, а лёгкая конница выполняла активную и вовсе не второстепенную задачу. Тяжёлая конница не только производила сокрушительный удар по выбранному командованием участку неприятельского фронта, но и могла бить во фланг, а также могла зайти в тыл противника. Благодаря такой высокой способности к маневру точку для главного удара командирам не надо было намечать заблаговременно: она определялась и корректировалась во время боя в зависимости от слагающейся обстановки. Лёгкая же конница не только разведывала позиции врага и прикрывала свои войска, она решала задачу по подготовке главного удара. Это и есть знаменитая «монгольская лава», которая очень похожа на казачью лаву, но шла она не одной волной, как у казаков времён царствования Романовых, а несколькими параллельными разомкнутыми волнами. Причём израсходовавшие свой запас стрел всадники первой шеренги, а также выбывшие из строя воины замещались из задних шеренг. С необычайной подвижностью маневрируя перед фронтом противника, заскакивая ему во фланги, а при удобном случае и в тыл, эти ловкие всадники на своих выдрессированных, как собаки, конях, то размыкаясь, то собираясь в группы, посылали в ряды неприятеля тучи метких стрел и дротиков, грозили ему то в одном, то в другом месте атакой и сами, не принимая атаки его сомкнутых войск, обращались в притворное бегство, заманивая врага на засады.

Такими действиями они расстраивали, изматывали противника физически и морально настолько, что он иногда отступал ещё до вступления в дело монгольской тяжёлой кавалерии. Если же враг оказывался стойким, то действия лёгкой конницы позволяли определить его слабые и наиболее выгодные для нанесения главного удара места, куда быстро подводились в сомкнутом строю тяжёловооружённые конные массы. Благодаря высокой маневренной способности, закованные в железо монгольские подразделения имели перевес даже над доблестной рыцарской конницей Европы, славившейся своей могучей ударной силой и искусством одиночного боя, но крайне неповоротливой.

На лёгкой монгольской коннице лежали обязанности охранения и разведки в походе, а также преследования разбитого неприятеля.

Тяжёлая кавалерия являлась «главным резервом командования», которым противнику наносился сокрушительный удар, а после она отводилась на исходные позиции.

Конница на поле сражения маневрировала, как правило, не по звуковым командам, а по визуальным знакам, подаваемым значком или флагом начальника. При действиях в тёмное время суток флаги заменялись цветными фонарями. Барабаны применялись для подачи сигналов к началу атаки и для подачи команды к всеобщему отступлению. В атаку монгольские воины бросались с диким, пронзительным криком «Ур-р-а-а-а!» («Бей!» – тюркск.).

Такая удивительная боеспособность и маневренность была результатом превосходной выучки монгольских всадников и подготовки отдельных частей и войска в целом. Чингиз строго спрашивал с начальников всех уровней за боеготовность подразделений, проводя внезапные проверки войск.

Для поддержания порядка в тылу и в действующей монгольской армии имелась особая стража с функциями, близкими к тем, которые исполняются полевыми жандармами. Эта стража называлась «Кэшик». Кэшик – элитное подразделение со многими обязанностями и широкими полномочиями – гвардия хана.

Чингиз-хан хотел иметь не только надёжную личную охрану и охрану ханской ставки, но и отборный корпус войска, а также офицерскую школу, из которой выходили его верные сподвижники, которых он мог бы назначать на должности и которым мог бы доверять.

Все гвардейцы кэшиктэны должны были быть состоятельного происхождения. Эта «аристократическая» гвардия пользовалась привилегиями и особым почётом. «Телохранитель моей охранной стражи, – повелевал Чингиз-хан, – выше внешних (армейских) тысячников, домашние их выше внешних сотников и десятников. Если внешний тысячник, считая себя равным кэшиктэну охранной стражи, заспорит и будет драться с ним, то подвергается наказанию».

В составе гвардии хана имелась особо отборная часть – «тысяча храбрых» (богатуров – дословно «Идущих к Богу»). В битвах этот отряд применялся в решительные моменты, а в мирное время составлял личную охранную стражу хана.

В монгольских войсках была установлена строжайшая дисциплина.

Очень широкое применение получила у монголов разведка, особенно тайная – ещё до начала боевых действий. Необходимость вести такую разведку Чингиз-хан уяснил после двух поражений в Грузии от своей бывшей жены царицы Тамары. Но нет худа без добра, теперь у Чингиза была лучшая в мире служба разведки, посредством которой задолго до начала военных действий изучалась местность будущего театра войны, а также вооружение, организация, настроение неприятельской армии и населения. А предварительная разведка территории вероятного противника, которая в Европе стала систематически применяться лишь в новейшие времена, Чингиз-ханом была поставлена на необычайную высоту. Нередко и сам Чингиз под видом купца или посла ходил на вражескую территорию. В результате такой постановки разведывательной службы, например, в войне против Ирана, монгольские командиры проявляли лучшие знания местных географических условий, чем их противники, действовавшие в своей собственной стране. Такая осведомлённость являлась для монголов крупным шансом на успех. Тайная разведка, начатая заблаговременно, продолжалась непрерывно и в течение войны, для чего привлекались многочисленные лазутчики. Роль последних часто исполнялась монахами и торговцами, которые при вступлении монгольской армии в неприятельские земли выпускались из штабов с запасом товаров для завязки отношений с местным населением.