Чингисхан - [8]

Вот и все, что было сделано в 750-летний юбилей «Тайной истории», что официально отмечалось в 1990 году. «Как гласит последняя фраза «Тайной истории», — пояснил нам местный гид, — книгу закончили в 1240 году». Но, минуточку, у меня записано, что это произошло в 1228 году. Эта разница, по поводу которой поломано много ученых копий, объясняется имеющейся в «Тайной истории» ссылкой на год Крысы, первый в двенадцатилетнем цикле животных, который монголы переняли у китайцев. Отсюда и двенадцать лет разницы. Но какой год мог быть на самом деле? Один из этих двух — или какой-то более поздний год Крысы? Доказательства строятся на том, что в «Тайной истории» рассказывается о правлении Угедэя, но ни слова не говорится о его смерти в 1241 году. Таким образом, если верить тексту, он мог быть написан только в 1240 году.

Приводились другие доводы технического характера в пользу позднейших крысиных годов (1252,1264), но более поздние источники ни словом не упоминают о Великом Собрании, а характер описания событий, которое сделано, несомненно, по свежим следам событий, свидетельствует о том, что автор был их современником. Если мы примем это соображение, то остается проблема двенадцати параграфов о правлении Угедэя. Нужно сказать, что специалисты сейчас приходят к единому мнению, что никакой проблемы тут нет: эти параграфы чистейшей воды поздняя вставка и были добавлены незадолго до смерти Угедэя. Правильная дата — 1228 год.

Для властей, однако, год 1240-й представляется более вы годным выбором и к тому же весьма соблазнительным. При коммунистах Чингис, человек, чьи наследники две сотни лет угнетали Россию, был персона нон грата. Но начиная с 1989 года монгольские правительства очень охотно поддерживали все, что имело отношение к основателю нации. В 1990 году, когда еще многие ученые поддерживали идею

1240 года как года написания «Тайной истории», шанс отпраздновать 750-летие упустить было никак нельзя, и в результате посетителям приходится платить несколько тугриков за сомнительное удовольствие попасть на аляповатое место для плац-парадов, где жалкие подобия памятников возвещают не менее сомнительную дату.

Бог с ними, с памятниками. Само по себе место потрясающее, и в тот летний вечер оно предстало перед нами во всем своем блеске. Над нами зловеще нависали облака, заходящее солнце пряталось за безоблачный горизонт и заливало последними лучами света обращенные к западу склоны. На них угрожающе надвигались, вытягиваясь языками, густеющие те ни, и у их оснований ярко высвеченные солнцем пастухи сбивали отары ослепительно белых овец, а тренер кричал скачущему мимо него десятилетнему мальчишке, который готовился к предстоящим через две недели по случаю Дня нации скачкам: «Осаживай! Осаживай!» С вершины возвышающейся за ними горки можно видеть все пространство равнины, окрашенной косыми лучами света в оранжевый цвет, и разглядеть Семь Холмов, упомянутых в «Тайной истории».

Прямо перед нами внизу находился курган, который раскапывали археологи из Триречья, сейчас там нет ничего, кроме неглубокой ямы шириной в несколько метров. «Они нашли несколько черепиц и небольшие остатки каменного пола, — сообщил Баатар, потом уставился взглядом в лежащее перед ним поле и увидел то, что было здесь восемь веков назад. — Здесь повсюду стояли дома… Казармы… А здесь жили семьи, когда мужчины уходили воевать. Тут был дворец…» Он замолчал, возникшие было видения растворились в охватывавшей нас ночной тьме, вместе с ними в глубинах воображаемого времени исчезла и Аврага.

Несомненно, это было великолепное место для строительства города. В те времена Керулен был шире и полноводнее, чем сейчас, время от времени разливался и менял русло. Но Аврага отстояла достаточно далеко от реки, — сегодня она уже в десяти километрах.

По ту сторону поросшей кустистой травой луговины, неподалеку от ручья, через который был перекинут шаткий пешеходный металлический мосточек, бил ключ — тот самый источник; легендарный аураг по-прежнему, как и восемь сот лет назад, сочился целебной водой, которая и привлекла сюда клан Чингиса в конце двенадцатого столетия.

Мы протиснулись к мостику через табун лошадей, бродивших от кустика травы к другому, потом подошли к самому ключу. Поскольку в наше время нет ничего непринадлежащего никому, источник уже тоже был кем-то приватизирован. Вокруг него из подручных средств сколотили забор, за которым приютился маленький дощатый сарайчик под стилизованной на китайский манер крышей. Из прилепленного к забору плакатика можно было выяснить, чем славен источник. Здесь пил воду Чингис. Вода богата тем-то и тем — то и поднимается с глубины 100 метров. Она приносит пользу и душе, и телу. Излечивает двенадцать видов желудочных заболеваний, в том числе рак. Полезна и при заболевании печени, снимает похмелье, по какой причине ее очень уважал Угедэй, известный своим пристрастием к спиртному.

Я не испытывал особенного доверия к этой чудодейственной жидкости. Вокруг сарайчика растекались темные лужи, в них плавали комочки какой-то слизи, вода, выбрасывая газ, пенилась медленно вспухающими и лопающимися пузырьками. От этого запаха в памяти стало всплывать что-то знакомое из моего отдаленного прошлого. В сарайчике торчала пластиковая трубочка, надетая на кран. Баатар потянул за нее, и из трубочки судорожными всплесками потекла вода, следуя ритму регулярных выбросов, вызываемых перепадами давления в глубине земли у нас под ногами. Я глотнул воды и скорчил гримасу. Вспомнилось все: тухлые яйца, сера, запах гниющих водорослей у берега Норфолка при отливе. Конечно, будь у меня такое же похмелье, как у Угедэя, я бы ничего не заметил, но у меня было ощущение, словно я проглотил чудовищную порцию сероводорода. Очень может быть, что Чингис за этим и пришел сюда, но, по мне, это вполне достаточная причина перенести столицу в другое место.