Чикчарни - [24]

Аллан просто отшвырнул парня, дернулся что было мочи (в руках у девушки наверняка остался клок волос), крутанулся на месте, хлестко и очень неджентльменски шлепнул Еву по мягкому месту, нанес встающему из воды Адаму удар раскрытой ладонью — внешне неумелый, но, как я позже понял, достаточно ослепляющий — и в два прыжка догнал «содьяк».

Мотор взревел — мы ринулись прочь от берега. Я сразу же заметил, что пальцы обеих рук Аллана в свежей и засохшей крови, ногти сорваны.

— Что это? — кивнул я на его руки.

— Пустяки. — Аллан остервенело мотнул головой и сплюнул за борт. — Всю ночь отколупывал шурупы. Раму прикрутили намертво, сс-собаки…

— Эк ты ее, — поддел я Аллана, намекая жестом на его неделикатное обхождение с юной девой.

— Сука! — рявкнул Бетел, поглаживая рукой правую сторону черепа. — Половину волос вырвала!

Кроме криков Адама и Евы на пляже, других звуков до нас не доносилось. Берег с пламенеющими делониксами медленно отступал вдаль…

Впереди — в сотне метров — по воде шла белая полоса. Рифы! Я никудышный мореход. Аллан, судя по всему, тоже. Острые кинжалы кораллов наверняка исполосовали бы нашу лодчонку, если бы не начавшийся прилив. Уровень воды поднялся настолько, что легкий «содьяк» смог проскочить над рифом — считанные сантиметры отделили наше днище от гребня мощного известнякового барьера, выстроенного невзрачными полипами. Впрочем, может быть, все дело было не в приливе, а в чикчарни, который решил сменить гнев на милость и перейти на нашу сторону.

В «содьяке» лежал какой-то сверток из плотной ткани. Я развернул его. По синтетическому днищу лодчонки рассыпались сотни полиэтиленовых пакетиков с белым кристаллическим порошком. Вот оно что! Наркотики. Библейская ситуация оказалась вывернутой наизнанку. Адам и Ева в роли змеев-искусителей — можно ли при думать более извращенный сюжет?

Парень с девушкой были контрабандистами — представителями профессии, весьма популярной на Багамских островах. Видимо, они приплыли на Андрос на заре и решили использовать ранние часы в свое удовольствие.

Поразительно, но традиции «бахамара» чрезвычайно сильны на Багамах в самом конце XX века. «Бахамар» — так когда-то называли акваторию Багамского архипелага испанцы. В переводе это слово означает «мелкое море», но мели здесь в общем-то ни при чем: с «бахамаром» всегда связывались представления о пиратстве и контрабанде. Площадь акватории — сто тысяч квадратных миль. Нынешние справочники утверждают, что в архипелаге насчитывается 700 больших и малых островов. Однако в докладе 1864 года приводились такие цифры: двадцать девять островов и 2387 «скал». Понятно, что здесь было где укрыться «джентльменам удачи» и прочим морским ребятам. Навигация в Багамском архипелаге всегда считалась особо опасным делом, и местные мореходы пользовались заслуженной славой: они умели ориентироваться по разноцветным рифам и мелям примерно так же, как европейские моряки ориентируются по картам и лоциям.

В наше время плавать в этих водах разрешается только в дневное время. Разумеется, на контрабандистов сие правило производит чисто комедийное впечатление. Они пользуются тем, что Багамы — как государство — располагают невероятно протяженной береговой линией, наладить четкую охрану которой практически невозможно. Не удивительно, что торговцы наркотиками чувствуют себя здесь более вольготно, чем когда-то пираты в «бахамаре». Увидев наркотики, Аллан страшно оживился.

— Это героин! — зашептал он, хотя вокруг на километры простиралось чистое море. — Нам страшно повезло. Поплыли на Большой Абако. Я знаю, кому это можно сбыть без всякого риска. Мы разбогатеем в два счета.

Я послушал-послушал его, потом завернул пакетики в ткань и засунул себе под куртку.

— Распоряжаться этим добром буду я, — заявил я Аллану таким тоном, что он почел за лучшее не спорить.

Когда мы высадились спустя несколько часов близ Николс-Тауна, первое, что я сделал, — это вылил на сверток оставшееся горючее из бензобака и поджег зажигалкой, конфискованной у сникшего Аллана.

— Потрясающий акт гуманизма, — попытался он съязвить. — Советский эксперт уничтожает отраву, которая могла бы стоить жизни тысячам невинных душ.

— Козел! — отвесил я ему первое пришедшее в голову ругательство. — Позволить себе засыпаться на наркотиках в чужой стране может только наследственный олигофрен…

— Все. Хватит лирики! — Эдик отбросил покрывало и выключил комп. На долю секунды экран высветил его лицо — Эдик был весь в поту. Еще бы — просидеть два часа под душным чехлом. — Кажется, нашел. Ты идти можешь?

— Могу. Но зачем? Куда? И что ты нашел, бога ради?!

— Потом, потом, — заторопился Эдик. — Кажется, нас засекли. Хватай свою амуницию и выскакивай.

— Ты разве выходил в эфир?

— Выходил. Быстрее же! Твой личный кимп — с дисплеем или с индикатором? — С дисплеем.

— Очень хорошо. Черт! Монетка! Чуть не забыл. Хорош бы я был… Бежим. Если отскочим метров на двести — спасены.

Только выйдя из машины, я понял, что меня контузило весьма крепко. Ноги ватные, земля плывет, перед глазами роятся светящиеся точки. И все же я побежал. Эдик тянул меня за собой и, подставив бок, семенил рядом и пытался даже нести…