Чихнешь в воскресенье... - [44]

Лицо его прояснилось.

— Здорово! — сказал он. Потом добавил после некото­рого колебания: — А вы уверены? Может, сделать это официально?

—  Нет. Наверняка Тэйн Кэри сам ничего не сказал вам, предоставив решать мне. И двух мнений быть не может: я хочу, чтобы вы побывали дома и хорошо прове­ли выходной, — Фредерика наслаждалась собственным великодушием.

Сержанта Брауна не потребовалось больше уговари­вать. Он мгновенно накинул плащ, и через минуту его уже не  было.  Но  когда Фредерика  провожала его  по коридору, он повернулся и сказал:

—  Спасибо. Вернусь до темноты.

—  Приготовите для нас ужин? — со смехом спросила Фредерика.

—  Обязательно, — ответил он, исчезая на дорожке.

По крайней мере, не будет всю неделю жить на сэн­двичах с кофе, подумала Фредерика, протирая книжные полки. Удивительно, но убираться здесь было достаточно раз в неделю.

Приведя дом в порядок, она принялась готовиться к церкви. Утреннее счастливое настроение сохранялось. Но позже, когда она сидела на жёсткой скамье конгрегационной церкви Южного Саттона и слушала скучный голос преподобного Уильямса, к ней вернулись сомнения и тревоги.

Она по существу одинока. Все здесь чужие для неё. Никто не подсел на её скамью. Она осмотрелась. Словно весь город сосредоточился на противоположной от про­хода стороне. Воображает она или действительно: она нашла тело Кэтрин Клей в гамаке и тем самым преврати­лась в парию? О чём думают все эти люди? О чём говорят в эту сонную летнюю жару, пока проповедник продолжа­ет что-то бормотать на кафедре? Неожиданно Фредерике пришла в голову страшная мысль. А что если её серьёзно подозревают? Если сержант Браун должен не охранять её, а следить за ней? Но тогда он не ушёл бы на весь день. Или ушёл бы? Неужели Тэйн и Питер её подозревают? Не может быть!

Когда служба закончилась, Фредерика поискала в тол­пе знакомые лица, но не нашла ни одного. Она уже жалела о порыве, который привёл её в церковь. Задержа­лась, пропуская остальных у выхода. Ей казалось, что в церкви сотни прихожан, но, конечно, это не так. Церковь маленькая, мест немного.

Выйдя на яркий солнечный свет, она замигала и оста­новилась   у   выхода,   чтобы   привыкнуть.   Возле   неё разговаривала группа парней и девушек. Услышав имя «Марджи», Фредерика без всякого стыда стала слушать.

—  Её увезли в больницу, — говорила одна.

—  Мама говорит, что она умрёт. Её сейчас ничего не спасёт, — добавила другая.

—  А мой отец говорит, что пора бы избавиться от чужаков в городе, — сказал парень постарше других.

Один подросток оглянулся с опаской, заметил Фреде­рику и громко сказал: «Ш-ш-ш!» Все посмотрели на Фредерику и тут же отвели взгляды.

Они замолчали, и Фредерика решила, что разумно будет уйти. Уходя, она услышала громкий сценический шепот:

—   Никогда такого не случалось в Южном Саттоне, пока она не приехала. Я помню, как Марджи говорила...

Последних слов Фредерика не услышала и не хотела слышать. Счастливое утреннее настроение рассеялось, она почувствовала себя старой и уставшей. Хуже всего, что она, вероятно, заслужила это. Приходилось признать: она не была добра к Марджи, она даже не соблюдала с ней приличий. Возвращаясь домой, она так задумалась, что забыла о своём намерении идти в гостиницу. Но, оказавшись в своей тихой кухне, подумала о недружелюб­ной сплетничающей толпе, и эта мысль испугала её. Она поискала чего-нибудь в холодильнике, потом решила совсем не есть. Стук дверей пустого дома, казалось, только подчёркивал её одиночество и оторванность не только от Южного Саттона, но вообще от человечества. Фредерика быстро встала и с усилием подавила слёзы жалости к самой себе.

Взяв себя в руки, она сумела вспомнить, что была счастлива до похода в церковь. Вспомнила успокаиваю­щее дружелюбие сержанта Брауна, вспомнила Филиппину, Тэйна Кэри и прежде всего Питера. И сразу пожалела, что вспомнила о Питере: мысль о нём усилила ощущение одиночества. Почему он так долго не приходит? Вечер на крыльце  —  неужели  это  было  только  в  пятницу?   —казался бесконечно далёким. Конечно, он не обещал приходить и, конечно, он и Тэйн озабочены болезнью Марджи и чувством, что они зашли в тупик. Он не может подозревать Фредерику. Как и самого себя. Это безумие. Но ведь он сказал, что она помогла ему. Правда ли это, или она просто хватается за протянутую соломинку?

Она решительно вернулась к холодильнику, но салат, приготовленный из всевозможных остатков, оказался без­вкусным, и Фредерике сильно мешала жара и запах жареного, который остался в кухне после завтрака сер­жанта Брауна. Тут она вспомнила, что он где-то нашёл вентилятор, и решила включить его. Громкое жужжание сначала раздражало её, потом успокоило, потому что мешало думать. Она закончила ланч и решила пойти в сад, как и обещала сержанту Брауну. Может, сегодня заменит сон работой. Но едва она посмотрела на часы, как увидела в дверях Питера Мохана.

Фредерика молча смотрела, как он подходит и выклю­чает вентилятор.

—   Боже! — сказал он. — Вас мог застрелить кто угодно, и никто не услышал бы из-за этой проклятой штуки. Я решил в этот раз возвестить о своём прибытии и добрых десять минут стучал во входную дверь. Вы меня до смерти напутали, вы и этот ваш вентилятор!