Чичерин - [2]

В Париже Чичерин свел знакомство с издателем газеты «Ля Насьон» Дюпоном. Тот обязался за известную мзду публиковать русскую информацию. Но сотрудничество длилось недолго. Дюпон прогорел. Конкуренты разорили его, и тогда он решил отыграться на столь легкомысленно положившемся на него русском советнике.

Напрасно посольство пыталось отмежеваться от ловкого газетчика, замять неприятный для него инцидент. Суд департамента Сены, куда обратился Дюпон, признал Чичерина совладельцем газеты, а следовательно, и соответчиком. С Дюпоном нужно было разделить не только долги, но и позор. Парижские аристократы, прежние друзья были шокированы, они с презрением отвернулись от Чичерина, теперь его избегали. Дипломат без связей — это уже не дипломат.

И именно в эти дни происходит ссора с двоюродным братом жены, окончившаяся грубым оскорблением Василия Николаевича. Дворянская честь требовала смыть позор кровью, но — ужас! — Чичерин, сославшись на свои религиозные и моральные принципы, отказался от дуэли. Через несколько дней он подал прошение об отставке.

Отставка была принята незамедлительно, министерство иностранных дел Российской империи не нуждалось в людях, «запятнавших свою дворянскую репутацию».

Василий Николаевич вместе с женой и старшим сыном Николаем, родившимся в Париже в 1865 году, уехал в Россию.

Летом 1872 года Василий Николаевич со всей семьей гостил у брата в родовом имении Караул. Здесь и родился Георгий Чичерин.

Однажды, уже будучи наркомом иностранных дел, Чичерин полуиронически, полусерьезно заметил:

— С самого рождения я начал отделять официальную сторону от фактической…

Для этого замечания имелось веское основание. При крещении полуграмотный, к тому же еще глуховатый священник, вконец растерявшийся оттого, что ему приходится иметь дело с отпрыском знатнейшей дворянской фамилии, не расслышал день рождения младенца. Переспросить побоялся и после недолгого замешательства записал: 20 ноября (по старому стилю), а не 12-го, как это было на самом деле, у дворянина Василия Николаевича Чичерина и его супруги Жоржины Егоровны родился сын, нареченный Георгием. Позже ошибку заметили, но решили не исправлять, сочтя ее малозначащей.

С малых лет Георгий был предоставлен самому себе, часто бывал в обществе взрослых, жадно прислушивался к их разговорам, многое запоминал. «Я рос среди всевозможных воспоминаний из дипломатического мира… — писал он в своей автобиографии. — Политические настроения в семейной среде были либерально-оппозиционные, и я с детства привык к тому, что правительство надо ругать».

В тот период в России все более и более ощущалось наступление новой эпохи: на смену крепостничеству неотвратимо шел капитализм. Его вторжение невозможно было остановить ни речами об особом славянском пути развития России, ни феодально-изуверскими мерами правящей верхушки. Рушился старорусский патриархальный уклад. В соломенном краю заблестели железные крыши на хоромах лавочников и деревенских богатеев, гудки заводов заглушали перезвон церковных колоколов, ложились в российские дали стальные рельсы железных дорог.

А в тамбовском доме Чичериных пытались этого не замечать. Здесь жили прошлыми, обветшалыми понятиями либералов. Жоржина Егоровна ходила «в народ», проповедовала мистическое учение сектантов-пашковцев, раздавала беднякам деньги, брошюрки с немудрящими проповедями о спасении заблудших душ.

Чичерины были настолько ревностными участниками секты, что удостоились персонального осуждения со стороны официального мракобеса Феофана Затворника.

В памяти Георгия надолго сохранились сцены встреч пашковцев в доме родителей. Они буйно ругали попов, злорадно смеялись над иконами, громко распевали свои стихи, горячо молились и произносили длинные, непонятные для Георгия проповеди. Приходили и священники. Они призывали забыть ересь и вернуться в лоно православной церкви.

Родители Георгия слыли филантропами. В селе Покровском они открыли сельскую школу и пункт врачебной помощи. В школе несколько позже начала работать молодая учительница Наталья Дмитриевна. Со временем она стала женой и верный другом старшего сына Чичериных. Георгий всю жизнь относился к ней с большим уважением. И брат Николай, и она были для него самыми близкими людьми, которым он доверял сокровенные свои мысли, особенно в последние годы жизни.

Мрачная обстановка в семье внесла в душу мальчика много грустного. Он рос застенчивым, замкнутым, мечтательным.

— В детстве у меня было детство, — сказал однажды советский дипломат Боровский.

— В детстве у меня не было детства, — мог бы сказать Георгий Чичерин.

Георгий мог часами перебирать старые дипломатические документы, которые его мать хранила как семейные реликвии. И когда он научился читать, то с увлечением перечитывал всевозможные мирные трактаты. Они не казались ему скучными чиновничьими творениями, его богатое воображение рисовало сочные картины дипломатических сражений. Он рылся в энциклопедиях, упивался книгами.

В них ему открывался чудесный, новый мир. Георгий любая мечтать, и порой вымысел так переплетался с правдой, что он сам начинал верить в свои фантазии, А еще Георгий полюбил музыку, ставшую верной спутницей всей его жизни.