Чей мальчишка? - [7]
— Квохтуху-то зачем загубил? У-у, выродок! Ткну вот в бесстыжую харю…
— Но, но! Рус швиння!
Он пхнул сапожищем бабку Ганну в живот. Старуха выронила курицу из рук и, цепляясь сухими заскорузлыми пальцами за точеную балясину, присела у крыльца. Хватает открытым ртом воздух, шевелит губами: силится что-то сказать. Растопыренные локти трясутся.
Санька метнулся в сенцы, но, увидев на пороге немцев, попятился назад.
Они ввалились в избу, бросили подбитых кур к загнетке. Шаркают коваными сапогами, оставляя на крашеных половицах черные ссадины.
Куриный «снайпер» вскочил на лавку, достал из походной сумки, что висела на боку, какую-то книгу, вырвал из нее портрет и прикрепил к простенку над этажеркой, там, где висел отрывной календарь.
Сухопарый шагнул к коротышке, ухмыляется, указывая на Саньку, спрятавшегося за печку-голландку.
— Ганс, вас майнен зи дацу? 2
Ганс подошел к Саньке, обжег щелчком ухо. Санька от боли аж присел. Гитлеровец схватил Саньку за руку и потащил к простенку.
— Фюрер! — указал он пальцем на портрет.
С простенка на Саньку смотрел выпученным глазом какой-то человек с черными усиками. Над ними — хищный, крючковатый нос… Второй его глаз был чуть-чуть прижмурен и косил на этажерку, где лежали Касту севы книги. С продолговатой, как дыня, головы черные прямые волосы спадали на правый висок.
Санька хотел кинуться к простенку, сорвать портрет кривоглазого фашиста. Но рядом топтался Ганс, ворошил книги на этажерке. Там были учебники Кастуся (он ходил в вечернюю школу, в девятый класс), справочники по автоделу, художественная литература.
Двое уже скубли кур возле загнетки, сняв френчи и засучив рукава.
Гитлеровцы, занявшись своими делами, забыли про Саньку. Он попятился к порогу и выскользнул из избы.
Бабка Ганна сидела на нижней ступеньке, прижав ладонь к животу. Изредка охала. Санька помог бабке подняться на нога и повел ее в сенцы, где стояла кровать-раскладушка. Но там, пыхая сигареткой, уже лежал Ганс. Прямо в кургузых сапожищах забрался на розовое покрывало.
— Пшоль назад! — крикнул Ганс.
Он вскочил с кровати, щелкнул Саньку опять по уху и вытолкнул их с бабкой из сенец.
— Рус там! — Гитлеровец показал рукой на поветь. — В дом живьет дойчлянд золдат…
Санька повел бабку в поветь. Кряхтя и охая, она легла на охапку сена. Шептала что-то, вся вздрагивала, будто вдруг напала на нее трясуха.
Санька, снова рискуя своим ухом, прокрался в сенцы, схватил там с кровати одеяло и подушку, принес в поветь. Укутал бабку Ганну.
Вскоре на крыльце появился Ганс с порожним ведром. Свистнул, позвал жестом Саньку к себе.
— Вода… Бистро-бистро!
Санька топтался возле повети, пятился к воротам.
— Воды требует антихрист, — простонала бабка. — Сходи, Сань, принеси… А то бить почнет…
Санька взял ведро, побежал к колодцу. А немец сел на крылечко, достал откуда-то из-за пазухи губную гармонику и заиграл что-то веселое, притопывая широченным сапогом. Когда Санька наносил в избу воды, Ганс заставил его рубить дрова.
В сумерках солдаты затопили печь. Над трубой поднялась клочкастая туча дыма. Потом запахло на дворе мясным варевом. Хотелось есть, но Санька боялся идти в избу за хлебом. Он там лежал в ночовках, накрытый скатеркой.
В избе шумели немцы: что-то выкрикивали, в два голоса горлопанили песню, пиликала губная гармошка. А возле избы под окнами топтался часовой с автоматом на груди.
Ночь. Две звезды слетели на колодезный журавель. Моргают белыми ресницами.
Лежит Санька в повети рядом с бабкой Ганной. Никак не может уснуть: мешает чужая песня. Ворочается с боку на бок, кряхтит, как старик. Но вот и его одолела дрема. Сомкнула веки, прижала щеку к духовитому сену. Увел Саньку бредовый сон на берег Друти. Воркует речка в ивняке, звенит волной певучей, как струна. Сидит Санька под ветлой с удочкой, смотрит в суводь: там на кукане играет окунь, посверкивая радужными боками. Вдруг где-то совсем рядом забрехали собаки. Санька оглянулся и остолбенел: из вербнячка выкатилась целая собачья свора. Лезут к нему разъяренные дворняги — черные, рыжие, седые, с подпалинами… Разинули клыкастые пасти. Хлопнул Санька удилищем черного башкастого пса по переносице. Взвизгнул тот. Отскочил. Рыжий лезет. Ярится. Ударил его. Ореховое удилище — пополам. А собачищи наседают. Отбивается Санька от зверюг обломком удилища. Пятится к реке. Скорей на тот берег… Небось не полезут собаки в воду. Прыгнул с кручи и… дух захватило от страха. Летит куда-то в пропасть, в черную яму… А там, далеко внизу, на самом дне сумеречной ямы, тоже брешут собаки… Барахтается Санька над пропастью в воздухе, как в воде. Загребает руками, хочет вверх подняться — на обрыв. А на обрыве бабка Ганна стоит. Губы ее шевелятся. Видно, что-то кричит Саньке. Взмахнул он руками — поднялся еще выше. Протянула бабка руку, ловит внука за рубашку…
Санька открыл глаза. В поветь заглядывает румяное утро. Рядом воркует бабка:
— Вставай… Унесло нечистую силу! Пойдем избу убирать. Всю загадили за ночь… Нелюди! Утварь пограбили. Двух кастрюлек нету, мясорубка пропала… Настасьины обновки из шкафа повытаскали, ковер со стены сняли…
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.