Четыреста лет царского дома – триста лет романо-германского ига - [2]

Но мы с тобой не временщики, мы здесь навсегда. Поэтому истина — вот основа нашей жизни и сегодняшнего выживания в условиях полицейского режима, фальшиво называемого демократией.

Воскресенье. 24 марта.

Малыши с первых дней жизни (а сегодня можно говорить уже — с утробы матери) обучаются поведенческим реакциям как самым доступным, понятным и эффективным для адаптации к природным и общественным условиям. Да и сама история есть ничто иное, как наука о поведении малых и больших народов под влиянием тех или иных идей. Другое дело, что политики велят услужливым учёным задним числом объяснять исторические движения не теми мотивами, что действовали в реальности, а фальшивыми, выгодными сегодняшней руководящей элите. Властные воротилы мечтают о том, чтобы невыгодный для них сценарий не повторился — и рвут, рвут (не только на бумаге) подлинные исторические связи между событиями, и врут, врут, чтобы никто не сумел соединить оборванные концы ради воссоздания правды. Поэтому образуется каста приближенных к власти учёных-историков, акцентирующих внимание на форме, а не сути событий, для которых охранительная деятельность (большинство из них и вышло из «охранки») возле могильников, мавзолеев или отжившего знания — главное в их некрофильных устремлениях. Они, якобы, изучают поведение народов (конечно же, с другой стороны «колючей проволоки»), однако не могут предвидеть будущего или не хотят. Философ Ницше именно поэтому не видел смысла в изучении истории — всё равно она «заваривается» в головах политиков и королей, а народ — лишь жертва их честолюбивых или лживых антинародных побуждений.

Конечно же, ты уже читал у Джонатана Свифта про путешествия Гулливера (мы с женой уже закупили тебе этого чудного писателя в разных изданиях с лучшими художниками-иллюстраторами). Но есть у него и редко упоминаемая «Сказка бочки», где ты найдёшь не менее удивительные и весьма поучительные рассказы [60*]. Хотя бы про известного властелина (уж не фантом ли?): «Один могущественный государь (Генрих IV, король французский) собрал большую армию, наполнил сундуки несметными сокровищами, снарядил непобедимый флот, ни словом не обмолвившись о своих намерениях ни первым своим министрам, ни самым близким фаворитам. Весь мир пришёл в беспокойство: соседние венценосцы с трепетом ждали, в какую сторону разразится гроза; мелкие политиканы строили глубокомысленные предположения. Одни думали, что он составил план вселенской монархии; другие, после долгих размышлений, заключили, что дело идёт о низложении папы и введении реформатской религии, которую этот государь сам раньше исповедовал. Третьи, ещё более проницательные, посылали его в Азию — сокрушать турок и отвоевать Палестину...Какое тайное колесо, какая скрытая пружина могли пустить в ход такую удивительную машину? Впоследствии обнаружилось, что весь этот сложный аппарат управлялся одной находившейся вдали женщиной, глаза которой вызвали у бедного государя известного рода опухоль; не дожидаясь, когда нарыв прорвёт, женщина эта скрылась во вражескую страну. Что было делать несчастному в столь щекотливых обстоятельствах?..

Все успокоительные средства оказались безрезультатными… Та самая причина, под влиянием которой буян бьёт окна у обманувшей его потаскушки, естественно побуждает могущественного государя собирать огромные армии и думать лишь об осадах, сражениях и победах».

Но и эта, ставшая достоянием гласности история, ничему не учит даже англо-говорящих политиков. Подобно средневековому коронованному сластолюбцу, запутавшемуся в порочащих связях, американский президент Клинтон уже на рубеже XXI века решил объявить войну бывшей Югославии. И бедная маленькая страна (при молчаливом сочувствии правительства России) в период истории, называемой уже цивилизованной, опять стала искупительной жертвой в неудачных альковных похождениях президента страны, усиленно пекущегося о соблюдении прав личности и демократических свобод. Именно подлодка «Курск» тогда «следила» за действиями американского авианосца, с борта которого поднимались самолёты, разбомбившие Югославию. Они уничтожали и наше прошлое (оно же и будущее).

Вот так творят современную летопись и в цивилизованном мире. А историки должны лишь укреплять веру народа в то, что это и называется демократией. Чего же нам от них ждать? Пусть будут блаженны те, кто хочет отыскать следы настоящей истории. И они идут — сквозь лай, хохот и месть так называемых учёных, верных прислужников власти. Известный российский психиатр В.Ф. Чиж писал ещё сто лет назад: «Ненависть, злоба, месть — чувствования слабых, и потому люди, действуя под влиянием этих низших эгоистических чувствований, в силу своего бессилия вредят не только тем, кого они ненавидят, но и самим себе» [61*]. И сегодня у нас есть два титана мудрости — Фоменко и Носовский (ФН) — которые пытаются по крупицам восстановить разбомбленную историю.

27 и 28 марта.

Почему так скучен Карамзин, подавляющее большинство советских историков, курировавших (стороживших) Средневековье и «Древний» мир? И как прямая противоположность скуке лжи — летописцы подлинных событий. Когда читаешь настоящего историка, хочется плакать. Это Иван Забелин, современный учёный К. Ковалёв — Случевский, конечно же, Фоменко и Носовский. Когда тебе после твоих слёз о разрушенном прошлом скажут: «А где доказательства?» (сами всё порвали, исказили, уничтожили — и спрашивают с умным видом) — то знай, что это речи дурака или циника. Им, как известно, доказательства бесполезны. Однако и ты уже знаешь, что истину нельзя доказать. В неё можно только верить. Слёзы — вот и есть критерий истины. Людей, требующих бесконечных доказательств, без труда можно заподозрить в неспособности принимать решение. Таких большинство в исторической науке, и не только. Их кредо: «Как скажет шеф!» Но это отдаёт уже не наукой, а холуйством. Требуя цифровых и логических доказательств, учёные всегда готовы ими пренебречь, если это невыгодно их «школе» (читай: начальнику!). Известнейший исследователь канадского Севера Фарли Моуэт писал о научных нравах: «За годы учёбы я превосходно усвоил, что иерархия в науке требует от своих служителей если не подхалимства, то уж, во всяком случае, полной покорности» [62*].