Четыре желания - [42]

— Ты улыбаешься? Боже мой, я сейчас в обморок упаду!

— Да заткнись ты! Извините, сэр, я не вас в виду имел, — объяснил он вздрогнувшему прохожему.

Но, несмотря на это резкое высказывание, улыбка по-прежнему не сходила у него с лица. Мэг была права. Он менялся, он становился другим человеком. Таким, каким бы мог быть.

В поезде, шедшем на юг, пустых вагонов не оказалось совсем. Все ехали в Уэксфорд на скачки. Поэтому Лоури и Мэг пришлось временно прекратить общение между собой. Точнее говоря, Лоури был вынужден молчать.

Мэг ужасно расстроилась. Просто сидеть и молчать. Она была подростком, в конце-то концов. Типичным представителем поколения MTV. Она постоянно нуждалась в развлечениях.

— Рассказывай мне мысленно, — шепнула Мэг.

Лоури поднял брови:

— О чем?

— О том парне. Ну, о малолетнем негодяе. Рассказывай мне про него мысленно.

Лоури испуганно схватился за голову руками, закрывая уши.

— Не бойся. Я не собираюсь рыться у тебя в мозгу. Но я уже научилась видеть большинство твоих мыслей — ну, как смотришь передачу по телику с плохой картинкой. Но если ты будешь думать очень тщательно, то...

Лоури закрыл глаза и сосредоточился. Дымчатая картинка завихрилась, приобретая четкие очертания в его голове. Это оказалось изображение Цецилии Вард.

— Тоже мне Ромео нашелся! Тебя что, на нее переклинило?

Лоури виновато улыбнулся. Он решил попробовать снова.

Возникла новая картинка. Из-за неприятных воспоминаний она выглядела несколько зловеще. Предметы по ее краям принимали странные формы или перетекали один в другой. Но изображения людей вышли отчетливыми и кристально ясными. Видимо, они прочно врезались Лоури в память.

Это выглядело не совсем обычно: история рассказывалась глазами рассказчика, а не его голосом. Что-то вроде кино про кинооператора, но Мэг вскоре к этому привыкла. Она сидела, зачарованная, поглощенная просмотром эпизода, сыгравшего такую важную роль в судьбе юного Маккола. Если бы она смотрела в лицо Макколу, а не на его макушку, она бы заметила, как нахмурился при этом его лоб. Ему было не так-то просто поделиться этой историей. Но, как только он решился, она полилась из его головы так свободно, как будто случилась только вчера.

К тому времени, когда мне исполнилось пятнадцать, я успел уже окрепнуть. Стать толстокожим. Без этого деревенскому парнишке в Уэстгейте было практически не выжить. Иначе его, в слезах и соплях, быстрехонько отправляли домой. Так случилось с Содом Келли и с Миксером Френчем. Два здоровенных фермерских сынка за несколько лет травли превратились в плакс и неудачников. Только не думай, никто их и пальцем не тронул — травить можно и более изощренными методами. Потихоньку.

Мне часто доводилось слышать, что школьные задиры и забияки обычно двоечники и тупицы, ходячие мешки дерьма с тыквой вместо головы. На своем опыте я убедился, что это не так. Городская порода хулиганов считала себя людьми утонченными и поэтому, чтобы поставить на место деревенщину, пользовалась только издевками.

Райан Рейки представлял собой типичный случай. Любой другой мальчик с такой фамилией давно заполучил бы прозвище. Но не Райан. Он пользовался слишком большим успехом у приятелей, чтобы иметь кличку. И к тому же был слишком опасен.

По какой-то причине Рейки проявлял ко мне особенный интерес. Возможно, виной тому то, что меня не выгнали после истории с Кроук-парком. Несколько друзей Рейки исключили как раз после нее. Сам он в футбол не играл, считая это занятие слишком грязным для джентльмена. Он предпочитал стоять на краю поля и отпускать язвительные комментарии.

Не один год я терпел его. Проходил мимо с опущенной головой. «Слова, — твердил я себе, — это только слова. Переживу как-нибудь». И тут я внезапно пошел в рост. После пятнадцати лет я потянулся вверх, как трава. И в один прекрасный день оказалось, что мне уже не нужно вставать на цыпочки, чтобы заглянуть Рейки в глаза.

И тогда все резко переменилось. Христианские Братья сразу позабыли о той старой истории, когда я начал зарабатывать для них одно очко за другим, перекидывая мяч через перекладину в матчах студенческой лиги. А когда я, возвращаясь от ворот, проходил мимо Рейки и он отпускал свои ядовитые шуточки, они отскакивали от меня, как мяч противника.

Так бы оно все и шло, но я слишком высоко задрал нос. И настал день, когда судьба отвернулась от меня. Как-то в полдень я направлялся к раздевалкам, пиная перед собой мяч. И тут мне навстречу, откуда ни возьмись, — Рейки и его дружки. Несколько последних выигранных матчей сделали меня необычайно самоуверенным. Поэтому я не пытался пробраться мимо них бочком и не опустил взгляда. Напротив, я широко улыбнулся им, взял футбольный мяч в руку и прокрутил его на кончике пальца.

Рейки все это не понравилось. В его глазах это выглядело как бунт собаки против своего хозяина. Он точно не знал, что следует делать в этом случае, но, поскольку его приспешники не сводили с него глаз, он был просто обязан что-нибудь сказать.

— На четвереньки, деревенщина, — сказал он. — На четвереньки и вилять хвостом.

Я почувствовал нерешительность Рейки. Я уже видел где-то раньше такое выражение глаз. На футбольном поле у вратаря, когда тот не может понять, успеет ли он перехватить мяч.