Четыре танкиста. От Днепра до Атлантики - [9]

Чин кивнул.

– Рад, что вы все понимаете, товарищ Лавриненко. А вызвал я вас специально. В обычном штрафбате вам делать нечего. Пехотинец из вас выйдет неплохой, но зачем же спешивать умелого танкиста? Сейчас мы организуем Отдельный штрафной танковый батальон. Я, конечно, могу вас туда послать в принудительном порядке, но хочу, чтобы вы сами сделали свой выбор. Добровольно.

Геша пожал плечами.

– Разумеется, от меня будет куда больше толку в танковых частях. Согласен.

– Вот и отлично, – бодро сказал чин и представился: – Полковник Рогов, командир ОШТБ. Сейчас я переговорю с остальными, и если все пойдет гладко, то вы сегодня же отправитесь… э-э… по новому месту службы. Найдете там капитана Лаптина, командира танковой роты. Все вопросы прорешаете с ним. Вы свободны. Следующий!..

…Когда всю дружную компанию закрыли в теплушке и паровоз потащил состав по голой степи, Геша пытался товарищам попенять – не стоило, мол, и все такое, но за всех ответил Бедный, обычно не слишком разговорчивый.

– Товарищ командир, – спокойно ответил мехвод, – а чего это вы один за всех отвечать станете? Мы что, безглазые и неразумные? И «Тигров» тех не видели? Сказали бы, что давайте-ка будем стоять насмерть – стояли бы. Только зачем? Был у меня случай в танковом училище. Один шибко здоровый парниша пайку мою стребовал. Я отдавать не стал, сбёг, а он меня отпинал. Ничего, я двух друзей позвал, и мы ему ввалили как следует, втроем. А как же? Вот и вы все верно рассудили. А скольких ребят от смерти спасли? Нет, приказ товарищ Сталин правильный отдал – паникеров и дезертиров ловить надо и наказывать по всей строгости. А то, что нас к ним приписали… Так чего об этом говорить? Все и так всё понимают!

Лехман ухмыльнулся.

– Как напишешь свою речь, – сказал он, – я под ней подпишусь!

– А я Фролова вспомнил, – негромко проговорил Федотов. – Вон, как ушел от нас, так и сгинул. А мы, считай, с лета 41-го одним и тем же составом воюем!

– Это верно, – кивнул Полянский, подгребая под себя солому. – Говорят, танкист три боя живет. А мы их сколько пережили? И в танках горели, а все равно выбирались, на новую технику садились – и в бой! Так что не переживайте, товарищ командир, все образуется. Нас в штрафники всего на два-три месяца отправили, к зиме освободимся!

– Если выживем, – сказал Репнин.

– Выживем! – отмахнулся Каландадзе. – Куда мы денемся…

* * *

Хозяйство Отдельного штрафного танкового батальона располагалось недалеко от линии фронта, на полустанке посреди степи.

Дощатые бараки, вышка, забор – все это навевало тоску и уныние.

– Выходим! – скомандовали сержанты НКВД, поводя дулами ППШ, и штрафники покинули вагон.

– Весело тут у них, – сказал Лехман, щурясь на солнце. – Аж сердце радуется!

– Разговорчики, – буркнул энкавэдэшник.

Под конвоем танкистов завели в расположение штрафбата. Было заметно, что строили его не слишком давно и без особого старания.

Прибывших встретил юркий и весьма упитанный человечек в изгвазданной форме. Репнину он напомнил Колобка из сказки – тот тоже, когда от бабушки ушел и от дедушки ушел, тоже порядком извалялся. Как его только Лиса съела – грязного, в налипших травинках да хвоинках… Оголодала, наверное.

– Новенькие? – остановился Колобок, руки в боки.

– Типа того, – ответил Репнин, неодобрительно оглядывая встречающего. – Ты где так извозился, служивый? Тобою что, мазут оттирали?

– Свинья грязь найдет, – сказал Бедный.

– Но-но-но! – с достоинством выговорил Колобок и неожиданно улыбнулся: – Познакомитесь с нашими танками – сразу уразумеете, где чего искать.

– Ты бы лучше начальство здешнее поискал.

– Отбыло начальство. По важным делам.

– Мне нужен комроты Лаптин.

– Спит командир.

– Так разбуди.

– Ага – разбуди! Да это все равно что медведю в берлоге подъем скомандовать! А вот и он.

– Медведь? – усмехнулся Лехман.

– Ротный!

На крыльцо вышел хмурый человек в офицерском кителе, наброшенном на плечи. Неприязненно оглядев танкистов, он сошел по дырявым ступеням и приблизился, тоже упирая руки в боки, словно пародируя Колобка.

Был комроты небрит и красноглаз то ли от бессонницы, то ли от запоя, хотя лицо его выглядело интеллигентным, породистым даже.

– Танкисты? – спросил он.

– Так точно, – ответил Репнин.

– Звание? Фамилия?

– Лейтенант Лавриненко.

– А было? – с интересом спросил комбат.

– Подполковник.

– Наград тоже лишили?

– Не интересовался.

Комбат кивнул.

– А я – Лаптин, – представился он. – Тут я – капитан, хотя там в генерал-майоры вышел. Лавриненко, Лавриненко… – задумался он, морща лоб. – Слыхал я что-то…

– Еще бы не слыхать, – усмехнулся Полянский. – Товарищ командир уничтожил больше двухсот танков противника.

– Двухсот?! – недоверчиво переспросил Лаптин. – А не брешешь?

Геша пожал плечами и спросил с долей нетерпения:

– Танки где?

– Увидишь, – коротко бросил комбат и повернулся к бараку. – Пошли, подполковник, разговор есть.

Репнин прошел за Лаптиным в темный коридор и свернул в первую же дверь. Обстановка там была, как в камере – койка, стул, гвоздь в стене, исполнявший роль вешалки. Даже поганое ведро стояло в углу, стыдливо прикрытое картонкой.

– Располагайся, – сказал хозяин, усаживаясь на скрипучую кровать, застеленную солдатским одеялом.