Четыре сестры-королевы - [26]

– Совет в таком количестве не может собираться чаще. У нас много и своих дел, – говорит Симон. – Наш король вправе принимать спешные решения без нашего утверждения. Будь советников меньше – тогда другое дело.

Дав Генриху повод созвать Совет Двенадцати, Монфор удаляется в тень, и все о нем забывают, кроме Элеоноры. Ее золовка права: он действительно необычайно красив. Только глаза нарушают совершенство – не столько их разрез или цвет, сколько выражение. В них таится что-то жесткое, черствое. Холодное.

Генрих объявляет имена тех, кого он выбрал для совета, бароны безмолвствуют. Граф Винчестер не попал в список, нет и Гилберта Маршала, и Хьюберта де Бурга. Генрих выбрал тех, кто полностью его поддерживает, – во главе с дядей Гийомом.

Как только он доходит до конца списка, Роджер де Куинси начинает вопить:

– Королевское высокомерие не знает границ! Сначала он навязал нам королеву-иностранку без приданого и земель, а теперь ставит ее дядю-иностранца выше нас!

– Сэр Роджер! – ревет Генрих. – Мы посадим вас в тюрьму за повторное оскорбление королевы. А что касается ее дяди, Гийом Савойский хорошо послужил нам.

– Он уговорил вас нарушить клятву жениться на Жанне де Понтьё и наплевать на последствия! – выкрикивает граф Кент. – А взамен подсунул дочь обедневшего иностранца, не имеющего ни власти, ни влияния, чтобы принести пользу Англии.

– Теперь же мы слышим, что вы отдали на его попечение Ричмонд, – добавляет граф Винчестер. – Любой из нас мог сослужить вам такую службу. Но мы недостаточно экзотичны, всего лишь англичане.

Элеонора больше не может сдерживать себя:

– Скажите, сэр Роджер, вы когда-нибудь проводили время в императорском дворце? Как часто вы обедаете с папой? Вы можете явиться без предупреждения ко французскому двору и тотчас получить аудиенцию у короля?

Роджер скрипит зубами:

– Французские короли вторгались в наши границы и отбирали у нас земли наших отцов. Не представляю, почему мы должны питать к ним почтение.

– У вас не хватает воображения – вот почему вам нужно предводительство моего дяди. У него больше опыта в межгосударственных делах. И больше идей, как усилить влияние Англии, – больше, чем у всех здесь сидящих, вместе взятых.

– А его верность? Кому он предан? Англии или Савойе? – слышится голос графа Пембрука.

– Ваша сестра – королева Франции, – вставляет граф Кент. – Чьим интересам преданы вы, о королева?

У Элеоноры к лицу прихлынул жар:

– Я предана и всегда буду предана моему мужу.

– Хватит! – кричит Генрих.

Он соскакивает с трона, схватившись за рукоять меча, словно готовый силой проложить себе дорогу к двери. В его диком взгляде видно отчаяние, как у затравленного зверя. Снова вперед выступает Симон де Монфор, в самую гущу схватки. Он кланяется Генриху и Элеоноре, потом баронам, чье возбуждение ничуть не утихло от крика короля.

– Господа. Мой король и королева. – Он целует перстень Элеоноры, от чего по ее руке до плеча пробегает дрожь. – Не каждому так повезло – родиться в Англии. – Его голос звенит над головами, успокаивая всех. – Как вам известно, я родом из Франции. Да, наша королева и ее дядя прибыли к нам издалека. Но я, полагаю, выражу наше общее чувство, если скажу, что, когда мы впервые увидели зелень английских пастбищ и вереницы холмов, этот чудесный остров покорил наши сердца. Мы все англичане, как будто родились здесь, – а на самом деле даже больше, поскольку сами выбрали эту страну себе домом, а не получили случайно при рождении.

– Хорошо сказано, – соглашается Гилберт Маршал.

– Свадьба и церемония коронации, на которых мы имели удовольствие присутствовать, – да, monsieurs, огромное удовольствие, – были необходимы, чтобы продемонстрировать мощь Англии. Уверяю вас: Франция следила за нами. Белая Королева наблюдает за всем, что мы делаем. В тот момент, когда она решит, что мы слабы, – бац! – Он ударяет кулаком по ладони. – Она как змея, свернувшаяся в траве у ног Англии и готовая в любой момент ужалить. Король мудро продемонстрировал этими празднествами наше богатство. Теперь весь мир трепещет перед английским великолепием – а подданные короля, получившие праздник и угощение, не скоро забудут его щедрость. Единая Англия – это сильная Англия.

Элеонора видит, что настал ее черед, и в том же духе продолжает:

– Если Англия не сможет собрать приданое, обе-щанное императору, об этом узнают все. Господа, мы должны дать, чтобы получить. Если мы хотим почета и славы, подобающих самой могучей державе в мире, – если мы хотим быть такой державой, – нам следует заплатить настоящую цену. Можем мы себе это позволить? Но лучше обдумать другой вопрос: можем ли мы себе позволить не заплатить?

Она никогда не могла сравниться в красноречии с Марго, никогда не была так сообразительна и бойка на язык. Но сегодня нашла свой голос – и поняла наконец важность всех тех проклятых уроков риторики. Бароны соглашаются – небольшим перевесом голосов, но соглашаются – поднять налог для своих фригольдеров еще раз и больше никогда не вспоминать про «иностранцев».

Однако, когда в помещение входит дядя, она замечает устремленные на него мрачные взгляды. Бароны еще не осознали его ценности для них – то есть для Англии. Живя на острове, они забыли, что являются частью остального мира. Они не видят дальше своего кошелька. Англия никогда не вернет былой славы, если возобладает такая узколобость.