Четыре повести о Колдовском мире - [33]

Вдруг пони, бежавший галопом, припал на задние ноги, опустил плечи и без всякой подготовки резко затормозил. Из-под копыт полетели камни, мир дико завертелся. Джерик, схватив за гриву лошадь, попытался удержать Лейсию, но пони встал на дыбы и в панике отскочил в сторону. Каменистая земля встретила Джерика недружелюбно. К тому же он чуть не попал под копыта, мелькнувшие в опасной от него близости. Джерик подобрался и в ужасе отскочил, а лохматое животное все-таки ударило его плечом. Он закричал на пони, закричал на Лейсию; та встала, шатаясь, на ноги и стояла, словно в трансе. Он замахал руками на пони, желая испугать его и отогнать от девочки, но тут же отскочил, увидев, как животное повернулось и пошло на него, обнажив зубы. Да это не простой пони, что же это за пони, который не боится ни криков, ни побоев?! Он побежал от его зубов, поскользнулся на камнях и прокатился по ним, спасаясь от животного, но тут почувствовал, как сначала одно, а потом и другое острое копыто топчут его по ногам.

Раздался свист. Лошадь отскочила и встряхнулась. Джерик перевел дыхание и поднял голову. К нему шел человек. Это был Хассал, не только живой, но и весьма быстро передвигающийся. Джерик лежал с ног до головы засыпанный песком и никак не мог отдышаться. Он дважды проклял себя за то, что не проломил Хассалу череп.

Но ведь это не Хассал остановил их и привел в бешенство пони. И пони сейчас вертелся возле него, топал ногами и злобно пыхтел не оттого, что его науськал Хассал. Это все колдунья. Это она остановила его, а Гончая, который шел к нему сейчас с кровожадным выражением лица, лишь ее слуга.

Он поднялся сначала на колени, а потом и во весь рост. Расставил пошире ноги для защиты, но это и все, на что он был способен. У него перехватывало дыхание, раненая нога дрожала.

— Во всем виноват я, — сказал он, заслонив собой напуганную девочку.

Но Хассал остановился, не дойдя до него нескольких шагов, и лишь показал в сторону хижины. Джерик посмотрел в мрачное лицо с налитыми кровью глазами и не стал говорить, что пони повредил ему ногу, и теперь он не сможет сделать и десяти шагов.

— Лейсия, — сказал он и указал ей в сторону дома. Лейсия вздрогнула, словно выйдя из транса, и подошла к нему.

— Нет, — сказал он. Он отвел ее руку, повернулся к ней спиной и, собрав силы, медленно пошел по песку, превозмогая боль в дважды раненой ноге. Он шел, а Гончая забрался на пони и ехал позади него, гоня его, как ребенок гонит домой отставшую овцу.

Джерик свалился перед домом, на вершине холма. Он думал, что Гончий хочет остановить его именно там. Это место он наметил себе издалека и дал себе слово дойти до него. Гончий может теперь затоптать его здесь, если захочет. Он уже перестал вникать в мотивы поведения Гончего и только смотрел на него глазами, которые заливал пот. Гончий спокойно проехал мимо на лошади без поводьев и не причинил ему никакого вреда. Лейсия подошла к нему, попыталась поднять его и успокоить.

— Уйди, — сказал он.

— Лейсия.

В этот момент появилась хозяйка. Она стояла рядом с домом, в тени рам для рыбачьих сетей. Джерик поднял голову и посмотрел сначала на нее, а потом на Лейсию.

— Иди к ней. Понимаешь? Иди сейчас к ней. Только сейчас.

Нежная рука соскользнула с его плеча. Лейсия пошла к дому. Он снова поднял голову и проводил ее глазами, пока она не исчезла в хижине. Колдунья пошла следом.

Затем он повернулся на спину и стал смотреть в небо, пока его не заслонила черная фигура Гончей.

Джерик спокойно и рассудительно выругал его и перекатился на живот, чтобы встать. Не успел он встать на одно колено, как Гончая схватил его за шиворот и за руку и грубо потащил куда-то.

Перед домом Хассал выпустил его и вошел внутрь.

Джерик, задыхаясь, постоял с минуту, а потом, хромая, сделал несколько шажков к штабелю дров. Пони, стоя в загоне, недобро смотрел на него.

Идти теперь было некуда. Не было надежды украсть лошадь. Не было надежды даже пройти сотню шагов по берегу: Хассал опять нападет на него и искалечит. Ему хотелось пойти к морю и обмыть соленой водой синяки и царапины, но дул холодный ветер, а до воды был неблизкий путь. Ему хотелось тепла, тепла очага, дружеского тепла, тепла родного дома. Осознание такого тепла давало ему прикосновение девочки. Только она была там, с ними, с Ведьмой и Гончей. Одним богам известно, что они с ней сделают, с какой целью держат ее, он же бессилен был помочь ей, да и себе тоже.

Гончая предоставил ему свободу, демонстрируя тем самым свое к нему презрение. Он знал, что это так, и Гончая знал, что он знал. Он остался таким же пленным, как и раньше. А может, и того хуже. Во всяком случае, сейчас он сам так о себе думал.

Он ударил кулаком по полену и пошел к забору, положил на него руки и уставился на пони.

Тоже пленный. Они оба пленные. Один в загоне, потому что ничего не понимает. Другой — снаружи, потому что понял свое положение.

Но колдунья, управлявшая пони, влияла только на Лейсию. Зачем ей понадобилось останавливать пони и ребенка, а не виновного человека?

Разве она не могла?

Разве не могла она набросить на него сеть и забрать то, что ей нужно, и безо всяких мучений? Если она могла…